– Главное – застать его не одного. – Щит откинул волосы с плеча. – И если получится, неплохо бы было прибегнуть к помощи Сиэнре.

– Ну все, пора мне, – деловито заявила лашши, направляясь к лазу.

– Погоди, – попросила я. – Может, задержишься ненадолго?

Честно говоря, я поняла, что нехорошо было просить Мэтта остаться у меня в спальне. Нет, не просить – настаивать.

Почему нехорошо – не знаю. Он же не чужой?

Или нехорошо потому, что он и сам этого хотел? Но никогда и никому не признался бы?

Берья с важностью покивала усатой мордочкой.

– Ах, я бы с удовольствием, ведь тебе так хочется со мной поболтать, – снисходительно заметила она. – Но прости, остаться не могу: важное дело. Эльф, который за двумя коридорами живет, как раз собирается на вечернюю прогулку. А у него в корзине – две чудесные тесемочки и новенький пакет из эльфийской бумаги, только сегодня прислали. Очень подходит для гнезда… Надо торопиться, пока он не вернулся и меня не застал… У тебя же нет эльфийской бумаги? – на всякий случай уточнила лашши.

– Нет, – с сожалением ответила я ей.

Эльфийская бумага? Новенький пакет?

Не нравится мне это. Я вспомнила Сиварда: «Я обязан читать любую почту».

Никогда не читала чужих писем…

Но Сивард читал, и, несмотря на это, он человек чести, каких мало.

Я решилась:

– Берья, милая, а ты не могла бы мне помочь?

«Конечно, к кому ж еще тебе обращаться за помощью. Безусловно, я тебе помогу, так уж и быть», – было написано на мордочке лашши. Но мы удержались от смеха.

– Мне очень нужно знать, что было в пакете.

– Письмо какое-то, – фыркнула Берья.

– Я должна его прочесть…

Лашши на минутку задумалась.

– Я могу тебе принести письмо – оно на столе так и лежит. Но буквально на минутку. И, – с искренней грустью в голосе поведала она, – тогда я точно не успею перетащить бумагу в гнездо… Хотя знаешь как? Давай завтра с утра, перед первым колоколом. Письмо никуда не денется, по ночам эльф спит крепко… А корзину с бумагой скоро вынесут, и прощай тогда новая подстилка!

– Берья, погоди!..

Но лашши уже скрылась за шкафом.

– Представляешь, Мэтти? Наверняка там что-нибудь… какое-нибудь доказательство! Понятно же, что Эрлинг… – Я готова была от радости вскочить с кровати.

– Завтра будем думать. Сейчас меня больше беспокоит Крадир. – Мэтт задумался и, как обычно, принялся мерить шагами комнату. – Знаешь, пойду-ка я к нему. Наплевать, что время позднее.

Я прислушалась к своим ощущениям. Не знаю, не знаю… Никаких предчувствий…

– Только осторожно, ладно? Ой!

– Что случилось?

– Вспомнила кое-что. Отвернись.

Щит повернулся спиной, а я завернулась в огромный халат.

– Все. Идем в кабинет.

Свет в кабинете уже потушили: Тиро был в другой комнате. Охрана, приставленная Лимбитом, убралась восвояси.

Мэтт затеплил свечу.

– Так что ты хотела? – напряженно спросил он.

Я молча подошла к столу, на котором еще оставались неразобранные украшения. Мэтти укрепил свечу в подсвечнике, а я принялась искать подаренный Крадиром перстень.

– Что случилось? Что ты там рассматриваешь? О чем, наконец, ты…

– Мэтти, – перебила я. – Мэтти, посмотри…

Пошатнувшись, я схватилась за его плечо. Щит нежно поддержал меня.

Собравшись с силами, я еле слышно шепнула:

– Помнишь? Это подарок Крадира…

Дракончик ослеп: его глаз не светился, будто подернувшись пеленой.

– Мэтти, – взмолилась я, – пожалуйста, убедись сам, что с Крадиром все в порядке…

– Я туда и иду… – чуть растеряннее, чем хотелось бы, произнес Мэтт.

И вот я сижу и рассматриваю перстенек. «Драконов кому попало не дарят»…

Ну почему, почему Крадир? Кому он мешал? Он ведь даже не наследник престола.

«Еще вчера ты бы подумала: лучше бы Терлест!» – произнес внутри меня вредный, отвратительный голосок.

Нет, неправда. Я не желаю зла… даже врагам. Даже Гвальду, Гвальду-предателю.

Я лишь не хочу, чтобы уходили друзья.

В эту минуту я даже сочинила такую коротенькую молитву: «Всеблагая Ашшарат! Пусть те, кого я люблю, больше не уходят. Пусть солнце, что светит над ними, светит и надо мной, дождь, что плачет над ними, плачет и надо мной, земля, по которой они ходят, простирается и подо мной. Да разделю я с ними их горести и печали, да возрадуюсь вместе с ними их радостям и удачам». Получилось немного высокопарно, ну да Ашшарат меня поймет. Если услышит…

Мэтт все не шел. Неужели он решил, что я спокойно усну, не зная, что с Крадиром? Впрочем, не стоит себя обманывать: Крадира нет в живых.

Пусть те, кого я люблю, больше не уходят…

Как больно оттого, что я не успела попрощаться с ним. Всегда не успеваешь сказать самого главного – как дорожишь дружбой, как тебе будет ее не хватать… И Шенни тоже не услышал этого от меня…

Нельзя стесняться. Нельзя скрывать свои чувства. Я и не скрывала, но…

Вот Мэтт, например, до сих пор не знает, как я к нему отношусь. А ближе него у меня никого нет.

Я совершенно спокойно произнесла это про себя: да, я люблю его. Люблю. И он мне дороже даже чем Вьорк.

Это ничего не значит, это ничего не меняет. Я – королева, у меня есть муж-король. А он – всего лишь Щит. Принц…

Нельзя молчать. Я должна сама пойти к нему.

Я войду и скажу: «Мэтти, это я. Мы не в силах ничего изменить, но знай: лучше тебя нет никого в целом свете. И это я тоже не в силах изменить».

Мэтти, я иду к тебе.

События последних дней чем-то напомнили мне падение в шахту. Сначала кажется, что протяни руку – и сможешь ухватиться за край, удержаться, не сорваться, а потом все быстрее и быстрее, и хочется только закрыть глаза, чтобы не видеть приближающегося дна и заткнуть уши, чтобы не слышать собственного крика.

Заговор постепенно обретал контуры. Мы еще не знали, кто стоит во главе, но уже не были настолько доверчивы, чтобы хвататься за каждую ниточку, не проверив сперва, кто нам ее подбросил. Чем шире становился круг тех, кому мы могли доверять, тем проще нам было, а врагам короля то и дело приходилось убирать своих же. И Варр, и Моих наверняка были среди их сторонников, и то, что ими пожертвовали, лучше многого другого показывало, что мы постепенно загоняем противника в угол. Оставалось лишь помнить, что зверь, которому не оставили пути для бегства, способен стать куда более опасным, чем тот, что может улизнуть, поджав хвост.