– Послушай, Вождь, если я смутила тебя, я прошу прощения… Из нас двоих Джиллиан всегда была более скромной.

– Я бы этого не сказал… – пробормотал Харт, вспоминая, как изящно и легко Джиллиан выскользнула из своего платья в ту памятную ночь.

– Ага, я, кажется, поняла. – Некоторое время Мелина о чем-то раздумывала, потом сказала: – Но ведь она должна была притворяться, будто она – это я!

– Но ведь я понятия не имел, кто из вас более скромен, а кто менее, – парировал Харт.

– И все же, когда называешь себя чужим именем, это… гм-м… налагает определенные обязательства. Поддержать репутацию и все такое… – легкомысленно отозвалась она, но, заметив, что Харт по-прежнему рассматривает мыски своих ковбойских ботинок, спросила: – Может быть, ты предпочитаешь, чтобы я оделась?

– Да нет, и так неплохо.

– Все дело в том, что я слишком устала, – сочла нужным объяснить она. – И при одной мысли, что придется снова спать в одежде, которую не снимала так долго…

– Не надо ничего объяснять, Мелина. Я просто не ожидал увидеть тебя в… в таком виде. Наткнуться на полуобнаженную женщину – нашему брату-мужчине редко так везет.

Харт попытался улыбнуться, но улыбка у него вышла несколько натянутой.

– Лонгтри посоветовал нам начать с местного шерифа, – продолжил он уже серьезно. – По его словам, этот Макс Ритчи достаточно порядочный человек и может что-то знать о поселке брата Гэбриэла.

– Что ж, неплохая идея, – донеслось из-под полотенца, которое Мелина опять набросила на мокрые волосы.

– Если местный представитель закона будет на нашей стороне, – продолжал развивать свою мысль Харт, – у нас появится больше шансов попасть в поселок и встретиться с братом Гэбриэлом. Лонгтри сказал, поселок надежно охраняется.

– А как мы убедим шерифа, что мы не психи, которые замыслили убить брата Гэбриэла и обессмертить свои имена?

– Об этом нам еще предстоит подумать. Впрочем, время у нас будет. Чтобы добраться до поселка, надо проехать миль сто – сто пятьдесят.

– Проехать? Я думала, мы полетим.

– Что ж, можно попробовать, но если хочешь знать мое мнение…

Он замолчал, и она быстро взглянула на него:

– Ну, что там у тебя, выкладывай…

– Дело в том, что благодаря Лонгтри о нашем приезде пока никто не знает. Он специально об этом договорился, да и частный аэродром, на который мы садились, – местечко достаточно уединенное.

– Я это заметила, – вставила Мелина.

– Но если мы приземлимся на общественном аэродроме, это сразу привлечет внимание, – закончил Харт.

– Что ж, пожалуй, ты прав. Я бы тоже предпочла, чтобы о нашем появлении знало как можно меньше людей, так что давай поедем на машине. Кстати, имеет смысл попасть в поселок брата Гэбриэла еще засветло, чтобы мы могли осмотреться.

– У этого плана есть один серьезный изъян – у нас нет машины, – заметил Харт.

– Я уверена, вождь Лонгтри сумеет найти подходящую тачку.

– Я тоже в этом уверен, особенно если ты его попросишь. – Последнюю часть фразы Харт произнес сквозь зубы.

Она пожала плечами:

– По-моему, вождь Лонгтри – замечательный человек. Разве ты так не думаешь?

Харт тоже так думал, но ему было неприятно, что об этом говорит она.

– Неплохой, – нехотя согласился он.

– У него хорошее лицо.

– Лицо? А что значит – хорошее лицо? Он выглядит как самый обычный старый краснокожий. Сплошные морщины и благородные седины… Не хватает только перьев и двух полосок охры на лбу. Да еще трубки мира в зубах.

Мелина с упреком посмотрела на него и нахмурилась.

– Морщины ему очень идут, – сказала она. – У него такое мудрое, гордое лицо… – Она ненадолго замолчала, подыскивая подходящее слово. – …Благородное – вот какое!

У Харта на языке вертелся довольно язвительный ответ, но он ограничился тем, что просто саркастически хмыкнул.

– У него была нелегкая жизнь, – проговорил он и коротко рассказал ей о смерти жены Лонгтри.

– Какой ужас! – ахнула Мелина, когда Харт закончил. – Потерять сразу и жену, и ребенка!

– Да, судьба обошлась с ним круто.

Мелина некоторое время смотрела в пространство перед собой, потом вдруг сказала:

– Знаешь, кого мне напоминает Лонгтри? Тебя!

– Что-о?! – воскликнул Харт.

– Нет, не внешне, разумеется. А достоинством, с каким вы оба держитесь, умением держать себя в руках, контролировать свои эмоции.

– Очевидно, это в большей или меньшей степени присуще всем индейцам, – отозвался Харт. – По-моему, нет ни одного романа, где бы не был описан гордый индейский вождь, который стоически воспринимает самые жестокие удары судьбы.

Он сказал это насмешливым тоном, но Мелина отнеслась к его словам вполне серьезно.

– Возможно, – сказала она, – но мне кажется, что тебя и.: вождя Лонгтри объединяет не только это.

Прежде чем он успел ответить, Мелина бросила мокрое полотенце на стул и юркнула под одеяло.

– Господи, как же я устала! – воскликнула она, поправляя подушку и блаженно вытягиваясь. – Буду спать, – твердо заявила она и закрыла глаза.

– Ты не против, если я воспользуюсь душем? – Харт наконец раскрыл причину своего вторжения.

– Это не мой душ, – сонным голосом пробормотала она и повернулась на бок. – Спокойной ночи.

Харт направился в душ. Закрыв за собой дверь, он несколько минут стоял неподвижно, прижавшись головой к холодному зеркалу на стене.

В ванной приятно пахло мылом, мятной зубной пастой. И еще он уловил ее запах… Чистой женской кожи – теплой шелковистой кожи Джиллиан. Кожи Мелины…

Харт вспомнил слова Лонгтри о способности Куана Паркера любить сразу нескольких женщин.

Резко тряхнув головой, Харт крутанул кран и, когда ванна наполнилась водой, с наслаждением погрузился в теплую воду. Только сейчас он почувствовал, как устал.

Просто, подумал он, старый апач суеверен, как сто негров Харт давно знал, что Лонгтри верит в духов и что его посещают видения, но сам он никогда не считал, что в древних индейских верованиях есть рациональное зерно. В племени его матери тоже были седые как лунь старики с изрезанными морщинами лицами, которые курили какую-то траву, били в бубны из кожи карибу и пугали маленького Кристофера чуть не до икоты. Даже сейчас, стоило ему напрячь память – и он как наяву слышал их невнятное бормотание, когда, усевшись у костра, они принимались колдовать. Однако шаманы уже давно его не страшили. Уже в возрасте десяти-пятнадцати лет Харт считал их просто выжившими из ума стариками, которые живут в своем собственном выдуманном, а вернее – навеянном дурманом мире, не имеющем ничего общего с действительностью.