Трипп быстро поднялся, но я видела, что он изо всех сил старается не рассмеяться.

– Не беги, и он перестанет за тобой гоняться!

Кло помчалась по разворотному кругу перед крыльцом. На бегу она поглядывала на Триппа, желая удостовериться, что правильно его расслышала. Когда он кивнул, девочка резко остановилась, пес с разбега налетел на нее и сбил с ног. Ни жива ни мертва от страха, Кло лежала совершенно неподвижно там, где упала. Пес поднялся первым, отряхнулся, обдав Кло еще одним фонтаном брызг, а потом принялся вылизывать ее лицо – то ли извиняясь, то ли в знак признательности за доставленное удовольствие.

Я сама не заметила, как оказалась на ногах. Книга соскользнула у меня с колен и упала на пол, но я не обратила на это внимания. Я была уже на крыльце, когда Трипп поймал меня за руку. Только тогда до меня наконец дошло, что Кло визжит не от ужаса, а от удовольствия. Одно это заслуживало внимания – я еще никогда не слышала, чтобы моя приемная дочь издавала подобные звуки. Впрочем, раньше у нее просто не было причин визжать от восторга.

Наконец Кло удалось сесть. Вцепившись обеими руками в мокрую шерсть пса, она посмотрела на нас и улыбнулась во весь рот. Волосы у нее намокли и висели как мочало, в черных прядях застряли травинки, соломинки и клочья мыльной пены.

Трипп облокотился на ограждение веранды.

– На твоем месте я бы еще раз сходил в кухню и попросил у миссис Смит еще пару полотенец для вас обоих, – доброжелательно посоветовал он. – Только, ради бога, не через дом, а вокруг, о’кей?.. И не беги, иди спокойно.

Кло поднялась, потом двинулась в обход дома нарочито медленными и маленькими шажками. Внезапно она остановилась и сделала несколько шагов в обратную сторону.

– Хорошо, сэр.

С этими словами она исчезла, а мы вернулись в кресла, причем Трипп снова принялся раскачиваться.

– Только ничего не говори! – предупредила я, хотя его молчание меня изрядно нервировало.

– Я и не собирался.

– Да знаю я, черт!.. – Наклонившись, я подобрала книгу миссис Шипли. Одна страница замялась во время падения, и я, сосредоточенно хмурясь, попыталась ее разгладить. Наконец я кое-как справилась с этим делом и, вновь раскрыв книгу на нужном месте, положила ее себе на колени. – Кстати, – сказала я, не глядя на Триппа, – Марк просил, чтобы ты перестал вкладывать свои сопроводительные записки в мои анализы. Он считает их непрофессиональными, и… Короче, они его бесят!

– Он так и сказал?

– Да.

– Замечательно! – Трипп продолжал раскачиваться, и мне захотелось столкнуть его с веранды, но потом я представила себе лицо Марка, когда он получит следующий отчет, и невольно улыбнулась.

– Ты останешься на ужин?

– Ты меня приглашаешь?

Я тяжело вздохнула. Разговаривать с Триппом всегда было нелегко.

– Приглашаю… поскольку ты все равно уже здесь. Кроме того, мне хотелось бы кое в чем разобраться, и мне нужна восторженная публика, чтобы проверить некоторые мои идеи.

– Идеи насчет Аделаиды Ричмонд?

– Вот именно. – Я кивнула. – Шериф Адамс практически на сто процентов уверен, что это ее останки. За это говорят результаты исследования ДНК, газетные статьи и кольцо. Остается только дождаться результатов комплексного криминалистического исследования, которое, возможно, поможет нам установить причину смерти. Я… Мне не хочется предавать ее земле, пока мы не узнаем, что случилось и кто виноват.

– Это может быть невозможно, Вив. В конце концов, с тех пор прошло восемьдесят лет.

– Я знаю. – Невольно я вспомнила, как совсем недавно Трипп утверждал, что я не признаю́ слова «нет». Так действительно было, но потом я начала принимать таблетки, лишившие меня воли и желания побеждать. И все же в чем-то он был прав: из песни, как говорится, слова не выкинешь.

Некоторое время я внимательно рассматривала фамильное древо Уокеров на страницах лежащей передо мной книги.

– Бутси часто рассказывала мне о наших предках, но я, к сожалению, слушала ее не слишком внимательно. Мне всегда казалось, что когда-нибудь потом, когда у меня будет больше времени, я обязательно все это запишу, чтобы не забыть, но… Когда человек молод, ему и в голову не приходит, что на что-то времени может и не хватить.

Мой палец заскользил по тонким линиям, соединявшим квадратики с вписанными в них именами, – миновал Аделаиду, поднялся к Бутси, к Кэрол-Линн и наконец остановился на мне и Томми. Здесь линии обрывались.

– Теперь я жалею, что в свое время не захотела выслушать историю матери. Мне бы хотелось многое понять, но теперь уже слишком поздно.

– Задним умом…

– Я знаю, – перебила я. – …Все крепки.

– А я считаю, что слово «поздно» придумали пессимисты. Попробовать-то можно?..

– Я знаю, что говорю. Если я сказала – поздно, значит, так и есть, и пессимизм здесь ни при чем, потому что речь идет о Кэрол-Линн. Она до сих пор зовет Кло именем своей школьной подруги и считает, что мне по-прежнему шестнадцать.

– Но я не это имел в виду… – Трипп снова замолчал, и я почувствовала, как разрываюсь между желанием спросить, что же он имел в виду, и инстинктом самосохранения. Наконец я не выдержала.

– Поясни-ка, – сказала я. – Я что-то не совсем тебя понимаю…

– А тут и понимать особенно нечего. Конечно, узнать у твоей матери ее историю, теперь, скорее всего, невозможно, но ведь прошлое вовсе не высечено в камне.

Я раздраженно уставилась на него.

– Как это – не высечено в камне? То, что уже случилось, изменить нельзя, и никто не убедит меня в обратном.

И я стала демонстративно разглядывать страницы книги, надеясь, что Трипп поймет намек и оставит неприятную тему. Но он, как и следовало ожидать, снова прибег к своей излюбленной тактике – он молчал, а я злилась все больше и больше.

– Знаешь, чем дольше я гляжу на наше фамильное древо, тем сильнее удивляюсь, что Уокеры не вымерли еще несколько поколений назад, – сказала я, в очередной раз пытаясь сменить тему. – В нашей семье многие женщины умирали молодыми, и у большинства был всего один ребенок, причем рождались все больше дочери. Томми в этом отношении уникум. Во-первых, он мальчик, а во-вторых, мой брат появился на свет на десять лет раньше меня. – Я хмыкнула. – Как говорится, в семье не без урода.

– Бьюсь об заклад, тебе не терпится сообщить ему о своих выводах.

– Да, не терпится. И я буду напоминать ему об обстоятельствах его рождения каждый раз, когда ему вздумается дразнить меня Козявкой.

Кончиком пальца я постучала по одному из прямоугольников в верхней части схемы.

– Вот, смотри: это Розмари Уокер, моя прапрабабка, мать Аделаиды. Она умерла, когда Аделаиде было десять. По рассказам Бутси я помнила, что с ней вроде как была связана какая-то трагическая история, но только в книге миссис Шипли я прочла, что она покончила с собой, не в силах примириться с гибелью мужа во время Первой мировой войны. Бутси всегда говорила – она считает, что Аделаида бросила ее во время наводнения, потому что в свое время ее саму бросила мать. Кажется, бабушка всерьез верила, что у нас это в крови. Что-то вроде наследственной болезни… И моей матери явно не удалось нарушить семейную традицию.