Мура продолжала регулярно встречаться с Устиновым. Она передавала последние сплетни о Берджессе и Маклине. Некоторые говорили, что они любовники и уехали на Средиземное море, чтобы вместе кататься на яхте. По ее словам, не было никакой связи с «железным занавесом». Если Мура ошибалась в отношении Берджесса и Маклина (или намеренно кормила Устинова дезинформацией), то следующее ее откровение соответствовало действительности. Энтони Блант, сказала она, которому Гай Берджесс был «чрезвычайно предан» и который иногда был гостем на ее званых вечерах, является членом коммунистической партии.

Устинов был поражен. «Все, что мне известно о нем, – это то, что он заботится о королевских картинах», – сказал он.

Мура язвительно заметила: «Такие вещи случаются только в Англии»[846].

Устинов, вероятно, знал больше о Бланте, чем хотел показать. Оба они во время войны служили в отделе контрразведки МИ-5. В конце войны Блант вернулся к своей первой любви – истории искусства. К 1947 г. он уже был профессором Лондонского университета, директором Института искусства Курто и смотрителем королевских картин. Когда Мура разговаривала с Устиновым, Блант уже находился под подозрением из-за своей близости к Берджессу. Между 1951 и 1952 гг. Джим Скардон допрашивал его одиннадцать раз, но, как и в случае с Филби, не смог расколоть. Информация баронессы Будберг была названа «недостаточно достоверной» и не была добавлена в его досье. И хотя МИ-5 никогда полностью так и не сняла с него подозрений, Блант продолжал жить своей жизнью, а несколькими годами позже был удостоен рыцарского звания за заслуги перед короной.

В октябре 1951 г., когда Мура снова ужинала с Устиновым в его квартире, она заверила, что будет сообщать о каждом человеке, попадающем в круг ее общения, которого заподозрит в предательстве Великобритании – «реальном или потенциальном». В ответ Устинов предложил ей получать жалованье от МИ-5. Мура упомянула парочку имен, которые его заинтересовали. Он выделил одного из них – «влиятельного сотрудника советского посольства», по его словам. «Если вы сможете привлечь этого человека и его жену на нашу сторону, это может благотворно сказаться на ваших финансах».

Мура сказала ему за ужином, что ее финансовая ситуация – шаткая и ее нужно «исправить». Устинов добавил: «Мелкая рыбешка тоже сгодится, если вам удастся вовремя наладить контакты».

Деньгам Мура всегда была рада, но настоящим стимулом для нее были, как и всегда, безопасность, защищенность и выживание. И волнение, со всем этим связанное.

Устинов под кодовым названием У35 подал донесение об этом разговоре в понедельник 25 октября 1951 г.[847] Оно было обработано и добавлено в досье Муры, которое теперь помещалось в трех объемных томах. Досье было закрыто и помещено в архив. И больше его никогда не открывали.

Баронесса Мура Будберг была успешно завербована в английские шпионки. Снова.

Для женщины, которая служила нескольким опасным хозяевам во время революции 1917 г. и красного террора, тайно пересекала границы, как кочующий с места на место агент, поддерживала прямую связь со Сталиным и видела изнутри несколько тюрем ЧК, это не являлось чем-то удивительным. В каком-то смысле Мура прошла полный круг и вернулась к началу своей шпионской карьеры, когда «мадам Б» содержала свой салон в Петрограде для русских с прогерманскими настроениями и шпионила за ними для Керенского и своего друга Джорджа Хилла из SIS.

Ее званые вечера в Эннисмор-Гарденз продолжались, как и раньше. Круг гостей был все тот же – разношерстная смесь «молодых педиков», кино– и литературных звезд, сотрудников министерства иностранных дел и «больших друзей». Но теперь в их основе лежала новая и невидимая цель. И если Мура когда-нибудь и передавала информацию о каких-нибудь своих гостях – что, вероятно, случалось, – это остается за завесой секретности. Ее собственное досье было закрыто, и ее присутствие продолжалось только в досье других людей, где она фигурировала лишь как номер – кодовое название для безымянного агента.

Тем временем на поверхности – при дневном свете – жизнь продолжалась.

Мура любила свою кровать. Она стала любить ее, проявляя к ней особую привязанность, в ту первую неделю в Каллиярве в 1921 г., после того как была отпущена на свободу полицией в Таллине.

Работа имела тенденцию вмешиваться в ее любовь к кровати. Рабочая деятельность Муры – в ее идеальном состоянии – напоминала светскую жизнь: путешествия, переговоры, встречи с новыми и приятными людьми, а она – незаменимая связь между ними. Она обнаружила, что работать на Корду тяжело, потому что от нее требовалось вставать каждый день, идти в офис компании «Лондон филмз» на Пикадилли, 146 и усиленно трудиться на сценарной мельнице Корды. Это ей совсем не подходило – особенно теперь, когда возраст медленно разрушал ее способность стряхивать с себя последствия излишеств предыдущей ночи, и она пришла к соглашению со своей секретаршей. Если звонил телефон, и звонивший был человеком важным – особенно если это был сам сэр Алекс, – то секретарша говорила, что баронесса Будберг только что вышла на минуточку. Потом она звонила Муре, которая вытаскивала себя из кровати, набрасывала одежду (она утратила привычку тщательно одеваться уже несколько десятков лет назад) и вызывала такси.

По всей вероятности, Корда знал, что она делает, но не видел в этом вреда. Мура не утратила способности очаровывать и завлекать. Двадцатью годами ранее она, безусловно, сделала бы Корду своим любовником, как Уэллса, Горького и многих лучших и выдающихся людей. Но эта сторона ее натуры умерла вместе с Уэллсом и с наступлением зрелого возраста. Вместо этого она поставила себе задачу найти ему женщину, которая придавала бы ему сил на закате жизни.

Какое-то время у него была любовница. Кристин Норден была взбалмошной, честолюбивой молодой актрисой, которая внезапно улетела с сержантом американских ВВС. Сэр Алекс упрашивал ее остаться и выйти за него замуж, но бесполезно[848]. Эту вакансию нужно было заполнить, и Мура решила найти подходящую кандидатуру.

До этого Корда был женат дважды – на актрисе Марии Корде, а потом в 1939 г. на английской кинозвезде Мерл Оберон, на восемнадцать лет моложе его. Их брак продлился шесть лет. Чем старше он становился, тем моложе делались его невесты. Женщине, которую Мура нашла для него в 1953 г., было всего двадцать четыре года, тогда как Корде – шестьдесят. Ее звали Александра Бойкун; она была канадкой украинского происхождения, подающей надежды певицей и обладала изысканной красотой. У нее не было честолюбивых планов стать актрисой, и она не гналась за богатством. Корда доверительно сообщил Муре, что «завязал» с актрисами. Он хотел домашнюю жену, которая могла бы исполнять все капризы его немолодого возраста.

Иными словами, он хотел именно того, что надеялся получить от Муры Уэллс. И подобно Уэллсу, его шансы получить это были невелики. Александра, возможно, и не искала себе богатого мужа, но была человеком свободного духа.