Произошло это в 1999 году. Рядом с домом Ставропольских, в Чеченской Республике, шла война. Ее отголоски отзывались на всем Северном Кавказе терактами и похоронками. Беда до поры до времени стороной обходила семью Владимира и его родных. Однажды хмурым осенним утром у ворот их дома остановилась машина — ГАЗ-66. Из нее вышли четверо военных. На рукавах шинелей был страшный знак — траурные повязки. Смерть безжалостно напомнила о себе: в бою с боевиками погиб родной брат отца. В тот день еще мальчик — Владимир — решил занять место дяди в боевом строю защитников Отечества.

После восьмого класса Владимир отправился в Волгоград и поступил в Суворовское училище. Первый шаг на пути к своей благородной цели он сделал. Успешно закончив учебу, провинциальный мальчик дерзнул покорить один из лучших военных вузов Москвы — Пограничный институт. Судьба-злодейка подставила ему ножку. Владимир заболел, вынужден был возвратиться домой, но от своей мечты стать военным не отказался. На следующий год он, оставив институт, повторил попытку и поступил на контрразведывательный факультет Голицынского пограничного института ФСБ. В своем выборе Владимир не разочаровался. Об этом я судил по его профессионально поставленным вопросам и тому, с каким интересам он слушал рассказы о моей прошлой службе в органах безопасности и особенностях организации контрразведывательной работы в войсках.

За беседой незаметно пролетело время. Впереди возникло здание управления военной контрразведки. Владимир свернул на стоянку и остановился. Тепло попрощавшись, мы расстались. Короткая содержательная беседа с ним добавила еще один яркий штрих в мою жизнь. В лице Владимира я видел будущего офицера, для которого честь и долг перед Родиной были превыше всего. Он же утвердился во мнении, что более почетной и интересной профессии, чем военный контрразведчик, нет и не может быть.

Несмотря на усталость, я в приподнятом настроении поднялся в номер ведомственной гостиницы. В ней, пользуясь добрым отношением полковника Валерия Бацкого — руководителя управления военной контрразведки центрального подчинения, я останавливался, когда следовал в командировки. Скромность непритязательного номера меня нисколько не смущала, гораздо важнее была окружающая меня атмосфера. Гостиница располагалась в самом управлении, и, кажется, даже ее стены пропитались духом дорогой для моего сердца военной контрразведки. В ней я не просто прослужил, а прожил тридцать лет интересной и содержательной жизнью.

На часах было 20:15. Но, как оказалось, день, насыщенный интересными встречами и беседами, для меня не закончился. Я не успел снять куртку, как в номер постучал помощник дежурного по управлению. Извинившись за беспокойство, он сообщил, что Бацкий приглашает подняться к нему в кабинет на чай.

Со дня нашего знакомства Валерий Георгиевич был внимателен ко мне и заботлив в мелочах. Но не только это вызывало у меня симпатию к нему. Уважение внушали сам его внешний вид и стиль общения. Богатырской стати, он напоминал мне знаменитых волгарей с картин великого русского художника Ильи Репина. Неспешный в движениях, скупой в словах, но меткий в выражениях Бацкий даже короткий разговор делал интересным и увлекательным. В общении подкупали его простота и доступность. И это несмотря на то, что до возвращения в военную контрразведку ему почти восемь лет пришлось работать в самых высоких властных кабинетах. В свое время мне не единожды приходилось бывать на Старой площади и наблюдать, как власть меняла хорошо известных мне людей. В их речи появлялись безапелляционные суждения, а в поведении начинал сквозить снобизм. Бацкий избежал того и другого. Он остался земным человеком, и это прослеживалось в его отношениях как с рядовыми оперативными сотрудниками, так и руководителями отделов и отделений. С особой теплотой он относился к ветеранам. В стенах управления уже много лет работала общественная организация ветеранов военной контрразведки Московского региона. Ее проблемы и заботы зачастую взваливали на свои плечи Бацкий и его подчиненные.

Забыв про усталость и предвкушая содержательную беседу, я поднялся в кабинет Бацкого. Он был не один, места на диванах занимали четыре матерых полковника, и я оказался под прицелом цепких и оценивающих взглядов. Суровость выражений их лиц смягчалась обстановкой, она была почти домашняя. В углу на журнальном столике добродушно попыхивал самовар. На блюде янтарными дольками отсвечивали апельсины. В воздухе витал аромат чая.

Валерий Георгиевич извинился, что побеспокоил меня, и затем представил своих собеседников. В прошлом все они начинали службу в военной контрразведке, а в настоящее время занимали высокие должности в центральном аппарате ФСБ. Обменявшись с ними крепким рукопожатием, я обратил взгляд на Бацкого. Он предложил занять свободное кресло, потом прошел к книжному шкафу, снял с полки несколько моих книг: «Фантом», «Чертова дюжина контрразведки» и «Один в поле воин». В их основе лежали материалы операций, проводившихся российской контрразведкой в отношении агентов американской, британской и германской спецслужб. Валерий Георгиевич пояснил коллегам-друзьям, что перед ними находится автор, что вызвало у них живой интерес. Они обратились к книгам, пробежались по оглавлениям, документам, приведенным по тексту. В дальнейшем разговоре выяснилось, что двое коллег-друзей Бацкого принимали непосредственное участие в нескольких операциях, описанных в «Чертовой дюжине контрразведки».

Беседа приобретала все более свободный и многоплановый характер. В ней затрагивались не только сугубо профессиональные, а и вопросы настоящего и будущего нашей страны. Она вызывала во мне все больший интерес. Впервые за последние годы я мог близко наблюдать сразу в пяти разных ипостасях крупных руководителей органов безопасности. В недалеком будущем, в чем у меня не возникало сомнений, им предстояло возглавить большие коллективы, завершить начатые контрразведывательные, разведывательные операции и начать новые, еще более масштабные, против иностранных спецслужб. Я слушал их и ловил себя на мысли: а хватит ли им, которым только вчера исполнилось сорок лет, воли, мужества и способностей, чтобы противостоять всей той бесовщине, что ополчилась против нашей страны?

Прислушиваясь к их суждениям и оценкам, я невольно сравнивал Валерия Георгиевича и его товарищей с моим поколением руководителей, и сравнения были не в нашу пользу. В роковом для страны августе 1991 года мы прогнулись под тяжестью ответственности, нам не хватило мужества и смелости выполнить требования Присяги и защитить страну — СССР. Страну, которую ценой огромных жертв спасли наши отцы от фашизма. Мы преступно предали их Великую Победу и покорно склонили головы перед кучкой политических демагогов и авантюристов. Нам — руководителям и рядовым сотрудникам, знавшим, что на самом деле скрывалось за ширмой так называемой гласности, ускорения и перестройки, не хватило мужества сказать людям правду и стоять за нее до конца.

Наши бездействие и попустительство привели к тому, что поколение Валерия Георгиевича, будучи еще мальчишками, пережило крушение духовных и нравственных идеалов. В окаянные 90-е на них обрушились водопады лжи и клеветы. Однако они нашли в себе силы выбраться из омута забвения, но впереди их ждали новые испытания. Им — юным лейтенантам — пришлось сойтись в жестокой, не на жизнь, а на смерть, схватке с международным террористическим интернационалом и бандитским отребьем всех мастей. В них стреляли. Их подрывали. Их шельмовали. А они без страха и упрека мужественно выполняли свой гражданский и воинский долг. На Северном Кавказе, в Абхазии и Сирии, в непримиримых схватках с безжалостным и коварным врагом выросло и возмужало новое поколение контрразведчиков — российских контрразведчиков.