в битве при Инабе, Нур-ад-Дин пересек Оронт, осадил Антиохию и дотла разорил центральные земли княжества (в том числе Лавру Св. Симеона и другие обители Дивной горы). Тогда положение княжества было спасено лишь своевременным прибытием армии короля Бодуэна III Иерусалимского. В 1164 г., когда княжество Антиохийское уже прочно связало свою судьбу с Византией, Нур-ад-Дин наотрез отказался штурмовать фактически беззащитную Антиохию, ограничившись завоеванием Харима и последних христианских оплотов на восточном берегу Оронта; направленная им тюркская конница совершила лишь несколько дальних рейдов по предместьям франкской столицы, гавани Св. Симеона и Латакии, после чего вернулась на Восток[1576].

Главной причиной этого нежелания Нур-ад-Дина предпринять решительное наступление против Антиохии и пожать плоды одной из величайших своих побед, был страх возмездия со стороны императора Мануила I Комнина. В «Истории атабеков Мосула» Ибн аль-Асир приводит слова Нур-ад-Дина, данные в ответ на призывы его военачальников идти и штурмовать Антиохию: «Город можно взять, но цитадель выстоит и начнется затяжная осада. Они (т. е. христиане) смогут усилить гарнизон и дождаться подхода константинопольского государя, который освободит город. Я же предпочту, чтобы моим соседом был Боэмунд, а не царь греков»[1577]. Стремление Нур-ад-Дина любой ценой избежать конфронтации с Ромейской державой проявилось и в его крайне «разборчивом» отношении к пленным. Единственными вождями христианской армии, получившими свободу под залог спустя всего несколько месяцев после своего пленения, стали шурин и вассал императора Мануила — князь Боэмунд III Антиохийский, и имперский дука Киликии Константин Коломан. Всех остальных плененных у Харима христианских вождей ожидали намного более длительные сроки заключения; граф Раймонд III Триполийский провел в стенах алеппской цитадели около девяти лет (1164–1173 гг.), граф Жослен III Эдесский — более двенадцати (1164–1176 гг.), а граф Гуго де Лузиньян вообще скончался в плену, так и не увидев свободы. Гильом Тирский, со своей стороны, подтверждает, что в своем отношении к Боэмунду III и антиохийским франкам Нур-ад-Дин руководствовался желанием избежать войны с василевсом. Примечательно, что в своей аргументации латинский архиепископ Тира фактически повторяет уже приведенные нами строки из Ибн аль-Асира: «Странным кажется то, что такой предусмотрительный государь, как Нур-ад-Дин, захватив великое множество наших людей и заточив их в темницы, заковав в цепи стольких наших братьев, в особенности — тех, кто принадлежал к числу нобилитета, получив, благодаря этой победе столь великую славу, невзирая на все это, так скоро отпустил князя Антиохийского, даровав ему свободу. Поразмыслив, мы можем найти лишь два объяснения: либо он боялся, что князь обратится к императору, просьбам которого не мог отказать ни один государь, либо он, видя молодость князя, предпочел иметь его в качестве своего соседа, осознавая, что в противном случае Антиохия перейдет к гораздо более сильному и опасному противнику (т. е. к Мануилу. — С. Б.). Так, в этом деле он показал себя мужем великой мудрости»[1578].

При этом нельзя не сказать и о том, что положение Антиохии — беззащитной перед наступлением Нур-ад-Дина и полностью зависимой от поддержки и защиты Византии — вызывало значительные опасения среди франков. Вновь прозвучали слова об Антиохии как городе, которому одновременно угрожают «греки и турки». Вне всякого сомнения, многие сирийские франки предпочли бы, чтобы в сложившемся положении в дела Заморской земли вмешался бы один из государей Запада (прежде всего — король Франции), что способствовало бы укреплению позиции латинян в Леванте. Подобные настроения совершенно четко выражены в трех посланиях, составленных в Леванте как раз в 1164 г. и отправленных на Запад «королю франков» Людовику VII Молодому. Два послания принадлежат магистру ордена тамплиеров Бертрану де Бланшефору, одно — королю Амори I Иерусалимскому[1579]. Обращаясь к королю Людовику VII, король Амори пишет о том, что «все христиане Востока вместе с нами страшатся того, что император придет и, вне всяких сомнений, возьмет Антиохию, поскольку город ослаблен до предела. Если помощь не придет откуда-либо еще, Антиохия обречена пасть или перед греками, или перед турками»[1580]. Магистр Бертран не менее откровенен: «Антиохия доведена до столь отчаянного и нищенствующего положения, что император уже стал отовсюду собирать войска, желая прийти и подчинить город своей власти. Поистине, многочисленные несчастья довели Антиохию до такой степени зависимости, что город неминуемо капитулирует при первом же натиске бесчеловечных греков или турок. И только к Тебе сейчас обращает свой взор опечаленная мать, Апостольский Престол Антиохии, сломленная горечью и скорбью»[1581]. Эту же мысль магистр Бертран слово в слово повторил и во втором своем послании к королю Людовику VII, составленном в том же 1164 г.[1582]. Вероятно, эти же настроения разделяли не только тамплиеры или король Иерусалима, но и многие антиохийские франки. То же послание короля Амори, обращенное к королю Людовику VII, доставил во Францию латинский архиепископ Мамистры, один из прелатов Антиохийского Патриархата[1583]. Однако король Людовик VII Молодой не мог и помыслить о новом походе на Восток, и дальнейшее развитие событий только укрепило союз франкских государей Заморской земли с Ромейской империей[1584].

Вскоре после своего освобождения князь Боэмунд III покинул пределы Антиохийского княжества и отбыл в Константинополь, фактически повторив путешествие своего отца — Раймонда де Пуатье. Во второй раз за время правления императора Мануила, с интервалом в двадцать лет, князья Антиохийские — отец и сын — лично являлись к нему в Константинополь, чтобы принести оммаж и просить о помощи; это, вне всякого сомнения, можно было воспринимать уже как начало устоявшейся традиции вассалитета Антиохии. Антиохийского князя ждал торжественный прием как со стороны василевса, так и со стороны его супруги, сестры Боэмунда III — Марии Антиохийской. Император Мануил I Комнин согласился внести выкуп за князя Боэмунда III, оказал ему роскошный прием, одарил драгоценными подарками и обещал повсеместную поддержку. Единственным условием василевса было восстановление в Антиохии православного Патриарха, однако об этом будет сказано ниже. Наиболее подробное описание освобождения Боэмунда III Антиохийского и его путешествия в Константинополь можно найти на страницах хроники Михаила Сирийца: «Нур-ад-Дин запросил выкуп за своих знатных пленников, в том числе — и за молодого князя (Боэмунда III. — С. Б.), за которого он просил 100.000 динаров. Когда князь Боэмунд был освобожден, он отправился в Константинополь, дабы увидеться со своим сородичем — императором греков. Получив там величайшие сокровища, он возвратился в Антиохию»[1585]. Описание сирийского Патриарха подтверждает и Гильом Тирский, по словам которого, Мануил принял Боэмунда III «со всей возможной добротой, радушием и с величайшими почестями, вручив ему великолепные, поистине императорские дары»[1586].

Так, в 1164–1165 г.