Обращение Мэтьюса, да и практически и всех других журналистов к этому вопросу демонстрирует всеобщее непонимание того, что Трамп занимает ту же позицию, что и все президенты со времен Трумэна, а также все основные претенденты на этот пост, включая его соперницу Хиллари Клинтон. С учетом ее позиции в 2007 г. она наверняка ответила бы на вопросы Мэтьюса точно так же, как Трамп. Ни один из кандидатов или президентов даже отдаленно не намекал на принятие и провозглашение политики отказа от первого использования (Барак Обама – единственный президент{311}, который всерьез задумывался над этим вопросом, особенно в последний год пребывания в Белом доме, прежде чем отбросить его под давлением министров обороны, иностранных дел и энергетики, а также некоторых союзников).

Конечно, другие основные кандидаты и президенты, занимающие такую же позицию, вызывают не такое сильное беспокойство, как Дональд Трамп, который, помимо необычного непостоянства и обидчивости, еще и непредсказуем. Это видно по его обмену репликами в марте 2016 г. с Крисом Мэтьюсом. С одной стороны, он говорит, что «будет действовать очень, очень медленно и неохотно, когда нужно будет нажать на спусковой крючок». А с другой – тут же задается вопросом: «Ну а если кто-то из ИГИЛ нападет на нас, разве мы не должны ответить на это ядерным ударом?»

Немного спустя он продолжает: «Я буду последним из тех, кто прибегнет к ядерному оружию». Однако эта вроде бы гарантия перечеркивается предшествующим предложением (которое, как известно, не соответствует истине): «Я придерживался противоположных взглядов в отношении Ирака». Или этим: «Послушайте, вопрос использования ядерного оружия нужно снять с повестки дня. Однако разве не может наступить момент, когда его использование будет допустимо, так сказать, вероятно?» Если нет, то, как спросил Мэтьюс, «Зачем мы тогда производим его? Зачем мы его делаем?»

Одни высмеивали его за этот вопрос, хотя он кажется совершенно справедливым. Другие содрогнулись при мысли о том, что Дональд Трамп, получивший в наследство от Барака Обамы программу модернизации всего нашего ядерного арсенала на триллион долларов, может почувствовать себя вправе реально использовать часть этого арсенала. А он, без сомнения, планировал использовать его, как было ясно сказано Мэтьюсу. Он собирается использовать его точно так же, как и все другие президенты: для «выдвижения условий», для угроз, для игры на неопределенности относительно его способности «использовать ядерное оружие» в зашедшем в тупик вооруженном конфликте или во время кризиса, а может быть, для ответа на то, в чем он усмотрит унизительную провокацию. Сможет ли Трамп осуществить такие угрозы в определенных условиях или как-то иначе использовать ядерное оружие, остается неясным, но таким же возможным, как и в случае любого другого президента в ядерную эру.

Трамп ясно намекнул Мэтьюсу и почти высказал напрямую – «Я не собираюсь использовать ядерное оружие, но никогда не откажусь от рассмотрения ни одной имеющейся у меня возможности», – что он будет блефовать. В большинстве, если не во всех случаях. Тем не менее последняя из упомянутых выше стратегий ведения переговоров{312}, заключающаяся в рекламировании и эксплуатации его собственной непредсказуемости, намеренном нагнетании неопределенности путем демонстрации спонтанного, непредсказуемого, мстительного поведения – напоминающего многим экспертам никсоновскую теорию безумца{313}, – особенно беспокоит многих в Америке и других странах в результате усиливающегося подозрения, что этот президент может и в самом деле быть безумным.

Это впечатление подтверждается многочисленными фактами. Однако нельзя отрицать, что Трамп хитер как лис, иначе ему вряд ли удалось бы стать президентом. Он вполне способен ускользнуть от своих внутренних преследователей и удержаться в своем кресле, а нам и нашей демократии придется вытерпеть это. Но, может быть, и нет.

Так или иначе, с моей точки зрения, не подлежит сомнению, что любая социальная система (не только наша), которая создала машину Судного дня и отдала право запустить ее, включая право первого использования ядерного оружия, одному человеку – любому, необязательно тому, о ком мы говорим, или, еще хуже, неопределенному кругу лиц, – является по основным пунктам безумной. Наша система именно такова. Мы находимся во власти институализированного безумия.

Ничего нового в этом для человеческих отношений нет. В своей книге «По ту сторону добра и зла» Фридрих Ницше написал среди прочего: «Безумие отдельных людей – довольно редкое явление; но безумие групп, партий, наций и эпох – обычное дело». У нас, американцев, в Белом доме оказался необычный человек на этот раз. Однако правила Ницше для обеих наших партий, многих государств и нынешней эпохи никто не отменял. В ядерную эру это означает, что мы, люди, – прежде всего ядерные державы и их союзники – создаем неминуемую угрозу полного уничтожения не только своего вида, но большинства других живых существ на Земле.