был либо шхарианец, либо гаранин; никого похожего в данный момент под рукой не было. Ив подумал про своих приятелей с Ариги, но Арига находилась в месяце пути от нужного места, а времени было мало. Прыгнуть через пространство Гроома с Агой и раббианами на борту Арига не могла; рассчитывать на них было нечего. Ив, тем не менее, выхода другого не видел, и тут Кейв предложил отправить на терминал к Ваю Оша. С того момента, как Ва назвала Оша сексуальным, Кейв вообще начал смотреть на друга косо; между ними возник холодок. Ош, как человек гордый и довольно-таки замкнутый, после единственной безуспешной попытки выяснить, что происходит, сам отдалился от Кейва. Но оба они это не афишировали, и странное их отчуждение стало заметно только в момент обсуждения создавшейся ситуации. Даже Анна посмотрела на Кейва с изумлением, когда он вдруг сказал:

— А что мы гадаем и мучаемся, у нас ведь есть кинтанианский лорд, который пожил на Савале и узнал вкус подобных развлечений. Его желание заполучить достойную замену савалянке вполне естественно.

— Ты о чём? — Ив единственный не понял, о чём он.

— О женщинах особого склада, конечно. Тех, которые относятся к мужчине, как к своему господину, и всё такое. Ни на одной из развитых человеческих планет такую не найдёшь.

Ив вспыхнул и вскинулся, но Ош опередил его; лицо его потемнело, но сказал он совершенно спокойно:

— В этом есть резон. Мне Вай может и поверить.

— Я против этого. — Категорично заявил Ив. — Это издевательство!

— Почему? — Приподнял бровь Кейв. — Ош сам говорит: в этом есть резон. Ему лучше знать!

— Я был там! — Воскликнул Ив. — А ты не был!!! Женщины особого склада…

— Ивайр! — Перебил его Ош. — Так думают все, кто там не был; Кейв прав. Вай Атт наверняка думает так же, и поверит мне.

— А если не поверит?.. Этот терминал принадлежит гаранской мафии; ты вынужден будешь прилететь туда совсем один!

— Если не поверит — тем хуже для них. — Спокойно сказал Ош. — Или ты сомневаешься в способности клык-офицера справиться с такой ситуацией?

— Да ведь дело не в этом… — Растерянно произнёс Ив. — Дело ведь в тебе!

— Я переживу. — Ош встал. — Всё так; кроме меня всё равно этого сделать некому, и дело с концом.

Анна молча смотрела на Кейва и на Оша, не совсем понимая, что происходит. Её встревожило и испугало происходящее, но она пока боялась вмешиваться. Ив явно был рассержен, и это пугало её ещё больше; с самого начала она боялась размолвки между Кейвом и Ивом. Теперь она видела и могла оценить тонкую политику Ива, который ухитрялся балансировать на грани и сохранять дружеские отношения с Кейвом, но это понимание и было сутью её страха. Она видела, сколько делает Ив, видела, что это ради неё, была бесконечно благодарна ему за это, и тем сильнее был её страх, что Кейв всё равно всё испортит. Ей тогда придётся умирать от стыда за него, метаться между ним и Ивом, в тщетных попытках что-то вернуть. Именно в тщетных. Ни Ив, ни Кейв не были людьми, готовыми поступиться своими принципами и своим достоинством. Она уже жила так, метаясь между мужем и друзьями, пока постепенно не лишилась друзей, а потом и мужа. Теперь она изменилась, очень сильно, стала сильнее, твёрже, последовательнее, лучше умела постоять за себя, меньше боялась обидеть… Но любила по-прежнему слепо и яростно. Ну, знала она, кто такой Кейв, знала лучше, чем Ив! Но именно поэтому в любви её к нему была какая-то фанатичность. Она готова была защищать его от всего мира, ведь больше никто не стал бы этого делать. Он был клык-офицер, сильный, практически, супермен, но у него было хрупкое сердце, кусок льда, который так легко было разбить, и это было бы уже навсегда! Она видела, что его никто не любит. Пилоты не относились к нему с открытой неприязнью, но и не баловали дружелюбием. Он словно в вакууме находился, с ним никто не стремился сблизиться, в общей компании он был один. Он никак не показывал, что для него это хоть что-то значит, но Анна чувствовала, что он сознает свою обособленность и где-то в глубине души страдает и сильнее ожесточается. Где-то глубоко подо льдом тлела искра тепла, и вот за эту искру Анна и готова была биться один на один с любым врагом, с любой бедой, с любыми помехами. Вот только объяснить этого даже Иву не могла, потому, что всё это было так тонко, так смутно, на уровне интуиции и подсознания. Она просто безумно жалела и любила своего брата, и стремилась его защищать.

Ив с Ошем и Тайнаром уже обсуждали детали предстоящей операции, а Анна всё не могла прийти в себя. Ей хотелось сразу же поговорить с Кейвом, но она не решилась уйти вслед за ним — а Кейв ушёл сразу. Ош сделал вид, что не заметил этого, только Ив проводил его непонимающим и недовольным взглядом. Анна пыталась слушать, что говорят Ош и Тайнар, но не могла сосредоточиться.

А они спорили. Ив настаивал на том, что Ош полетит не один, а Ош возражал, что тогда лучше вообще не лететь. Тайнар предложил сделать так: Ош прилетит на терминал, а через полчаса после него возле терминала выйдет Грит. Ив не хотел оставлять Оша одного даже на полчаса; но в итоге ему пришлось уступить — и согласиться даже продлить время до часа, так как получаса Ошу могло не хватить на то, чтобы договориться с Ваем и совершить покупку. Вместе они отправились в ангар, готовить корабль для Оша, оставив Анну наедине со своими сомнениями и страхами.

Терминал, на который прилетел Ош, был небольшой отдалённой станцией, которой пользовались только те, кто летел со Шхара на Биафра. Шхар был самой криминальной планетой Священного Кинтанианского Союза; законы, принесённые сюда кипами, не распространялись за пределы крупных мегаполисов. Жёсткий матриархат, царивший на Шхаре, как и его противоположность на Савале, развращал одних — властью, других — бесправием. Гаране чувствовали себя на Шхаре, как дома, не смотря на достаточно крутые и жёсткие меры кипов; и этим маленьким и отдалённым терминалом открыто владел гаранин, Мел Саар.

Раса древняя, как раббиане и мероканцы, гаране имели собственный, весьма своеобразный облик. Довольно высокие, но коренастые и громоздкие, гаране чем-то похожи были на мифических земных гномов: с крупными чертами лиц, большими руками и ногами; но уродливыми их нельзя было назвать. В грубо сделанных