Реальность и мистика поделили окружающее пространство пополам, и Шанель судорожно решала, к какой половине ей примкнуть. Проблему легко решила Карин. Она предложила всем переместиться из громадной ресторанной залы в маленькое кафе-бар с низким потолком и уютным угловым диваном, на который тут же взобралась Шанель, сбросив туфли и поджав ноги. А потом распорядилась принести ей плед и кофе. Это позволило быстро согреться, и глаза потеплели.

Мужчины расположились чуть поодаль и за неимением общих тем погрузились в военную.

— Ты не представляешь, как мне стало страшно, когда поезд увез вас оставив меня наедине с хищником, требовавшим от меня что-то. В мастерской работницы устроили забастовку, видите ли, нечем кормить детей! Нечем кормить — не рожайте. Богатые дамы требуют, чтобы я из их безобразных тел ваяла статуэтки. Я рекомендую — не жуйте так много и так часто!

— Коко, у тебя скверное настроение и ты видишь сегодня все в черном свете. Давай взглянем на вещи с другой стороны. Ведь у тебя такой приятный партнер по жизни.

— Что?! — воскликнула Шанель и опустила ногу на пол. — На днях мне прислали счет из казино, где за пару часов «приятный партнер» проиграл сумму, равную недельному доходу парижского филиала фирмы «Шанель». Я, естественно, заплатила, но предупредила.

Подошел официант и молча разлил свежий кофе, с которым обновилась и тема беседы.

— Коко, тебе необходим отдых, причем немедленно, иначе…

— Ты хочешь сказать, покой? Скажи об этом Динку. Он требует, чтобы я немедленно отправилась с ним в Берлин для встречи с Шелленбергом.

Она поежилась и, подозвав официанта, попросила подать многозвездный коньяк. Мгновенно появились два коньячных бокала тонкого стекла и бутылка, на этикетке которой красовался самодовольный черный силуэт Наполеона в горделивой позе, определенно запечатленной до его российского похода и «битвы народов» под Лейпцигом.

Шанель трижды пригубила бокал, лицо скоро разрумянилось и, погрузившись снова в мягкий плед, она продолжила откуда-то издалека:

— Ты понимаешь, мне от них нужно лишь одно — верните мне мои права на «Шанель № 5». И я буду…

— Но ты же сама продала их в Америку.

— Ну да, да, по глупости, было другое время, а теперь-то они приносят миллионные доходы, но не мне, — и она высунулась из пледа, словно песчаный зверек из норки, — а кому-то! Слава Богу, ты — человек не коммерческий и понять не можешь, как трудно жить с сознанием упущенной выгоды! Оно не покидает ни днем, ни ночью, это досада невыносимая. И на протяжении многих лет!

— Ах, оставим это. Как я понимаю, тебе предстоит встреча с мужчинами могущественными.

— О чем ты говоришь?! Какие мужчины? Не Вальтера ли Шелленберга ты имеешь в виду? Как рассказывают женщины, имевшие с ним дело, он использует постель только, чтобы выспаться на левом боку. — Коко ехидно хихикнула. — По сравнению с другими из окружения он, якобы, светлая голова и хорошо образован, но хилый и неприятный до безобразия. Такое впечатление, что всю его плоть поддерживает только мундир. Впрочем, Вальтер — не цель, а всего лишь этап.

— Понятно, конечная цель — это…

В ответ Шанель извлекла из сумочки сложенный вчетверо лист бумаги и зачитала охрипшим голосом:

— Политика и мода — это два самостоятельных компонента, от смешения которых получается дурно пахнущий коктейль.

Она аккуратно уложила зачитанную бумажку в сумочку, вновь поудобнее завернулась в плед и умолкла.

— Признаться, Габриэль, не вижу серьезных причин для пессимизма. Ты мне всегда говорила, что у фирмы стабильная прибыль. Твой близкий друг, — Карин сделала жест в сторону Динклаге, — был принят самым фюрером и имел с ним часовую беседу. Можешь себе представить, что означает часовая беседа с фюрером?

— Да и знать не хочу! Я хочу лишь знать, кто вернет мне права на «Шанель № 5» и те миллионы, которые теперь гребут Вертхаймы. А ведь обещают все. Даже уполномоченный по деевреизации Франции Курт Бланке. Такой, знаешь ли, сорокалетний бонвиван. Обещал мне тут же вернуть все права, да, видно, забыл.

— И ты забудь.

— Забыть? Согласно последней публикации сегодня каждую минуту в мире продается флакон «Шанель № 5». Ты представь, какие деньги текут мимо меня?

— Нет, не могу.

— Счастливая.

* * *

Андэй — уютный пограничный городок, расположенный в бухте атлантического океана, на границе Франции и Испании, в Аквитании, стране басков. Население города живет полностью вопреки административному делению. Французы женятся на испанках в погоне за экзотикой, испанки же — исключительно по любви. По крайней мере, они настаивают на этом. Как бы ни было на самом деле, дети, рожденные в этих браках, начинают говорить сразу на двух языках, что для них — в порядке вещей и не предполагает никакой исключительности.

Шниттке с попутчиками остановились в полупустом привокзальном ресторане, приготовившемуся к наплыву гостей со всех сторон.

— Начался обычный психоз, когда все разом подозревают друг друга и каждый выслеживает соседа.

— И к чему это приведет? — с неизменным доброжелательным спокойствием поинтересовалась Карин.

— А вот об этом мы узнаем завтра! — неожиданно рассмеялся Шниттке.

— Но кое-что известно уже сегодня.

— И что же?

Генрих усмехнулся:

— Два дня назад адмирал проследовал тем же путем, что и мы, ужинал в ресторане, в котором мы сейчас сидим, и останавливался в гостинице на самом берегу океана, зарегистрировавшись под именем Шпитц. Этим псевдонимом он уже пользовался, когда перемещался по Европе, например в гостинице «Сент-Готтар» в Берне и «Четыре сезона» в Мюнхене.

— Вот это фокус! — всплеснул руками Шниттке. — Когда и где ты сумел собрать информацию, не сходя с места?

— Дорогой мой, информация, как грибы, растет повсюду вокруг нас, но, чтобы ее добыть, надо хотя слегка нагнуться, и тогда разглядишь за стойкой портье, который за мелочь в кармане посвятит в сокровенные тайны интересующих тебя персонажей.

— Например?

— Прибрежный городок Андэй, где мы с вами находимся, четыре года назад стал местом встречи фюрера с испанским диктатором. Вполне возможно, в ожидании немецких гостей испанец устроился на одном из стульев, на котором сидите вы или я.

— Послушай, Генрих, это все уже история, и сегодня нас интересует не испанский диктатор, а немецкий генерал, который бывал у нас в доме еще во времена, когда я была неразумным ребенком, — неожиданно резко вмешалась в разговор Карин.

— Сегодня важно одно, адмирал прибыл сюда два дня назад и поселился в небольшой скромной гостинице на берегу залива.

— Прекрасно, на сегодня более, чем достаточно, остальное перенесем на завтра, — Шниттке сделал несколько глотков вина, поморщился и поднялся из-за стола. — Желаю вам хорошо провести время, а я пойду посплю, устал чертовски.