прессы, опубликовало соответствующее опровержение… Мой приказ командующим подводными лодками гласил: все обстоятельства дела следует хранить в строжайшей тайне…

Неприятной была эта история с «Атенией». Никак не вмещалась она в схему защиты господ гросс-адмиралов. Да и не могла вместиться, ибо единственное, что, по словам Редера и Деница, их заботило, — это моральный облик германских подводников, традицией которых издавна являлось и является соблюдение всех законов и обычаев войны.

Обвинитель предъявляет меморандум Редера, направленный в министерство иностранных дел 3 сентября 1939 года, Документ гласит:

«Командование военно-морского флота пришло к выводу, что максимальный ущерб Англии может быть причинен лишь в том случае, если подводным лодкам разрешат неограниченное использование оружия без всякого предупреждения против неприятельских и нейтральных кораблей в запрещенных зонах, указанных на прилагаемой карте».

И нужды не было спрашивать Редера, понимал ли он и его ведомство, что тем самым они собираются перечеркнуть международное право, все законы и обычаи морской войны. В меморандуме ясно сказано:

«Командование военно-морского флота отдает себе полный отчет в том, что:

а) тем самым Германия открыто нарушит соглашение от 1936 года относительно экономической войны;

б) военные операции такого рода не могут быть оправданы на основании общепринятых до сих пор принципов международного права».

Оспаривать документ не представлялось возможности — он предъявлен в подлиннике. Обнародование его явилось в некотором роде сенсацией. Не потому, что кого-нибудь на скамье подсудимых могло удивить сознательное попрание законов и обычаев войны. Удивляло другое — неосмотрительность Редера. Вот ведь Геринг говорил об ограблении, чаще всего употребляя более благозвучные слова — «организация» или «мобилизация ресурсов оккупированных территорий». А когда имелось в виду массовое уничтожение людей, в документах писалось: «Окончательное решение вопроса». Разве так беден немецкий язык, что Редер не мог найти соответствующих синонимов?

После того как меморандум был оглашен, Редер в перерыве между судебными заседаниями долго говорил о чем-то с Деницем. Видимо, он искал у него совета — как-никак этот неприятный документ был составлен в свое время в интересах прежде всего командующего подводным флотом. Но позиция Деница не могла обрадовать Редера. Окончательно она прояснилась, когда произошел очередной диалог между сэром Дэвидом Максуэллом Файфом и бывшим командующим подводным флотом.

Файф. Заявляете ли вы данному трибуналу, что подсудимый Редер никогда не консультировался с вами по этому вопросу и никогда не сообщал вам об этом до тех пор, пока предъявленные документы не были переданы в министерство иностранных дел?

Дениц. Нет. Этого он не делал.

То был удар в спину. Редер в ту минуту напоминал человека, которому вдруг не стало хватать воздуха, человека в состоянии внезапного приступа астмы. Ему, естественно, не принесла облегчения оговорка Деница, что в момент подготовки меморандума командующий подводным флотом находился далеко от Берлина, на Балтийском побережье.

Единственно, что Дениц пожелал удостоверить, так это зависимость характера действий германского подводного флота от поведения противника. Но признать, что германский флот имел инструкцию действовать в нарушение международного права с первых же дней войны, до того как могли обнаружиться нарушения со стороны противника, — нет, увольте!..

Придет время, и тот же Дениц, держа ответ уже в качестве командующего военно-морским флотом, изберет аналогичную линию защиты: подводный флот Германии отходил от требований международного права только по мере того, как от них отходил противник. Однако в злополучном меморандуме Редера есть ведь и такая досадная фраза: «Командование военно-морского флота пришло к выводу, что максимальный ущерб Англии может быть причинен при тех силах, которые имеются в нашем распоряжении…» Значит, дело не в «ответных мерах», а в том, чтобы развязать руки подводникам и при сравнительно небольшом количестве подлодок сделать их действия наиболее эффективными.

Обвинитель переходит к другому документу. 25 сентября 1939 года проходило совещание между гросс-адмиралом Редером и бароном Вайцзеккером, статс-секретарем министерства иностранных дел Германии. Гросс-адмирала и барона связывала давняя дружба. В прошлом Вайцзеккер морской офицер и вместе с Редером участвовал в Первой мировой войне. Как и во многих других случаях, сохранилась запись этого совещания. Она опять-таки не в пользу Редера. Снова речь идет о мерах по ужесточению войны, особенно в отношении нейтральных стран. Редер сам ввел в оборот термин «морские зоны». Под этим понимались обширные пространства открытого моря, в пределах которых германский флот считается свободным от выполнения норм международного права. Но объявление «морских зон» как будто предполагает, что вне их германский флот все-таки считает себя связанным правилами морской войны. Так вот, для того чтобы такое впечатление могло создаться у кого угодно, только не у командиров подводных лодок, издается специальный приказ, где подчеркивается: «Для дальнейшего ведения экономической войны требуется крайняя беспощадность». Под натиском обвинителя Редер вынужден подтвердить: в том же приказе указывалось, что в осуществлении политики беспощадности «военно-морское командование не должно быть связано какими-нибудь определенными зонами…»

И вообще ничем не связано.

Впрочем, Редер вспоминает, что где-то, в каком-то документе он все же ссылался на международное право, на «военную этику». Обвинитель был настолько предупредителен, что разыскал и этот документ. То меморандум командующего флотом от 15 октября 1939 года. Обвинитель оглашает его. И что же? Редер прав. Там действительно сказано: «Желательно все принимаемые меры военного характера основывать на существующих нормах международного права». За этим последовала пауза. Вполне достаточная, чтобы настроение старого адмирала явно улучшилось. Ну вот, ведь видите, он, Редер, не юрист, он военный человек, а про международное право не забыл!

Увы, после паузы обвинитель продолжил цитирование:

«Однако меры, необходимые с военной точки зрения и обеспечивающие решающий успех, должны проводиться даже если они не предусмотрены международным правом».

Как ветром сдуло с лица гросс-адмирала умильное выражение. Именно эти последние слова выражали самое его кредо. Он постарше других подсудимых и хорошо помнит, что еще в 1902 году германский генеральный штаб издал кодекс правил войны. И заложен был в этом документе один весьма примечательный принцип, как раз тот, который столь недвусмысленно сформулировал в своем меморандуме Редер. «Kriegsmanier» — это законы и обычаи войны. «Kriegsraison» — это военная необходимость. Так вот германские милитаристы уже давно и, в частности, в указанном кодексе поставили «Kriegsraison» выше «Kriegsmanier»: законы должны отступить в сторону перед лицом военной необходимости.

Как бы для того чтобы убедить Редера, что он исповедует именно эту милитаристскую доктрину военной необходимости, обвинитель решил вернуться к одному из абзацев того же меморандума. Там речь идет, каким образом надо обходиться с торговыми судами нейтральных стран. Да, конечно, в военное время они находятся под особой защитой международного права. Именно поэтому, дабы германские подводники не переоценили