жареная говядина, сон, всё же, лучше бодрствования. Лучше только общий наркоз. Япошки, правда, могли предложить слишком долгое успокоение.

   Когда Флетчу не снилась еда, ему снилась война. Иногда американская армия побеждала япошек. Просыпаться после таких снов было так же ужасно, как просыпаться после снов об индейке на День благодарения. Иногда его расстреливали или, что хуже, закалывали штыком. Избавляться от таких сновидений, осознавая себя в лагере военнопленных, становилось для него настоящим облегчением.

   Этой ночью ему снилась война. В голове гремела артиллерийская канонада, что хуже штыков. Флетч командовал расчётом 105мм орудия. Он прекрасно знал, что с человеком делает разорвавшийся снаряд. Если бы не знал, увиденное на войне засело в нём накрепко.

   Он проснулся, выбравшись из войны во сне... на войну в реальности. Рядом стрекотали пулеметы, рявкали винтовки, рвались мины. Над лагерем, в основном, с юга на север, пролетали трассеры. Они были красного цвета. Чтобы всё понять, Флетчу потребовалось какое-то время. У япошек были сине-белые трассеры. Красные означали... американцев!

   - Господи Иисусе! - прошептал Флетч.

   По щекам потекли слёзы. Возможно, он плакал от слабости. Плевать. Кто-то вспомнил о нём и его товарищах по несчастью. Кто-то пытался их спасти.

   Раздался усиленный громкоговорителем голос, похожий на Глас Божий, но скорее всего, принадлежавший морпеху или матросу:

   - Военнопленные! Американские военнопленные! Двигайтесь к берегу! Мы вас вытащим!

   Словно в подтверждение этих слов, в пулемётную вышку угодила мина. Та рухнула наземь. Пулемёт на ней уже ни по кому, включая пленных, стрелять не станет.

   Впрочем, охранники и солдаты, расположенные рядом с парком Капиолани, без боя сдаваться не собирались. Насколько мог судить Флетч, япошки вообще не сдавались. Сражаться они прекращали, только, умерев. В сторону американцев полетели ледяные трассеры. И, как только пленные двинулись к своим спасителям, лагерь огласился треском автоматического оружия.

   Люди погибали, получали ранения, кричали, находясь у самого порога на волю. Такая несправедливость сильно задела Флетча. Как и первобытный ужас. Он в списки потерь записываться не собирался, ни сейчас, ни когда бы то ни было. Но пленные никак не могли защититься. Прятаться было негде. Пули либо попадали в них, либо пролетали мимо. Полагаться можно было только на удачу.

   На территорию парка забежал отряд охранников и прицелился в пленных из "Арисак". Видать, решили, что смогут вернуть американцев на место. Вместо этого, пленные, уже наплевав на собственные жизни, бросились на них. До конца подчиняясь дисциплине, япошки разом опустошили в них обоймы. Но, пока они перезаряжались, их захлестнула волна американцев. Картина, достойная кисти Дюрера или Гойи: скелеты нападают на живых. Япошки завопили, но недолго. Раньше Флетч считал, что рвать людей на куски может только артиллерия. Он понял, что ошибался. Это можно делать и голыми руками.

   Пулеметы на вышках, один за другим, затихали, подавленные наступающими.

   - Давай! Давай! Давай! - орали в громкоговоритель. - Американские пленные, продвигайтесь на юг!

   Вспышки трассеров позволили Флетчу разглядеть тех, кто высадился на берег, чтобы освободить лагерь. Чтобы узнать спасителей потребовалось время. Одеты они были в тёмную - тёмно-зелёную, догадался Флетч - форму, а не в хаки, в котором воевал он сам. У них даже каски другие: горшкообразные шлемы, которые закрывали голову, а не открытые британского типа, стальные шляпы, что носил Флетч сотоварищи. На какое-то мгновение он усомнился: а это, точно, американцы? Но винтовки и пистолеты-пулемёты в их руках стреляют по япошкам. Так, какая разница? Он бы расцеловал даже марсиан Орсона Уэллса, если бы те направили свои тепловые лучи на пулемётные вышки.

   Только это не марсиане. Это американцы, пусть и забавно одетые.

   - Шевелите булками, мужики! - кричал один с чисто нью-йоркским говором. - На берегу вас ждут лодки. Давай, шире шаг!

   Флетч торопился, как только мог. Ему казалось, что при попутном ветре его обгонит даже черепаха, но поделать ничего не мог. Морпехи высадились вместе с бульдозерами с бронированными кабинами, чтобы прорезать себе путь через ряды колючей проволоки. Флетч зацепился за один ряд, споткнулся, когда перебирался через Калакауа-авеню, и, оказавшись, на песке, упал.

   Нейтрализовать удалось не всех япошек. Вероятно, падение спасло ему жизнь, потому что, в тот же самый миг над головой просвистела пуля. Флетч поднялся на ноги и заковылял дальше. Берег был полон таких же скелетов.

   - Сюда! Сюда!

   Морпехи и матросы махали им фальшфейерами, указывая на ожидавшие лодки.

   - Места хватит всем! Не толкайтесь! Не напирайте!

   Подчиниться этому приказу оказалось непросто. Как можно стоять и ждать своей очереди к свободе? Флетч стоял на месте, повсюду свистели пули, он стоял и смотрел на лодки, что пришли за ними. Он прекрасно знал, что до войны у армии не было таких мощных бронированных машин. Как и самолётов, и формы. Всё это было придумано и построено с нуля, пока он сидел где-то в стороне. Будучи кадровым офицером, он задумался, оставят ли его на службе, когда он восстановит силы.

   Пока Флетч стоял и таращился на десантное судно, члены экипажа таращились на спасённых пленных.

   - Во, бедолаги-то, - сказал один. - Мы за вас всех япошек перехуярим.

   Не успел Флетч ответить, как его опередил другой американец.

   - По мне, неплохо.

   Одна за другой лодки заполнялись и отчаливали от берега. На воде они выглядели такими же неуклюжими, как и на суше. Наконец, подошла очередь Флетча. Он взобрался по железному пандусу. Матрос раздавал пленным курево.

   - Держи, браток, - сказал он и прикурил ему сигарету.

   От первой же затяжки "Честерфилда" закружилась голова и заболел живот, словно, он вообще никогда прежде не курил. Чувствовал он себя прекрасно.

   Другой матрос сказал:

   - Вы, мужики, такие тощие, что мы нагрузили вас больше, чем рассчитывали.

   Его слова говорили о том, что даже у голода есть преимущества. О них Флетч был с радостью готов забыть.

   Зарычал двигатель. Зазвенели цепи. Поднялся пандус. Матросы закрыли его на засовы. И, вдруг, корма лодки превратилась в её нос. Неуклюже, словно, пьяница, десантное судно попятилось от берега. Кто-то позади Флетча зарыдал.

   - Свободны, - пробормотал он. -