нет, резко остановила себя девушка, если она хоть на кратчайший миг прикоснется к этому существу, она пропала. Ивица это знала, она знала это всегда. Она принесет уздечку Бену, потому что уздечка принадлежит ему…

А потом единорог поднял голову, образец красоты и изящества. Идеально симметричная морда, длинная грива колыхалась, словно шелк, от малейшего дуновения ветра. В глазах единорога стоял страх, но не перед Ивицей с ее золотой уздечкой, а перед чем-то неведомым сильфиде. Ивица застыла от ужаса. Глаза черного единорога грозили поглотить ее. Сон затягивался, Ивица быстро моргнула, чтобы разрушить чары, и на миг заметила в глазах животного еще что-то, кроме страха. Это была несомненная мольба о помощи.

Руки Ивицы поднялись почти независимо от ее воли, и она протянула вперед уздечку как талисман.

Черный единорог заржал грубо и страшно, и тени леса как будто замерцали в ответ. Сон резко улетучился, и единорог исчез. Осталась лишь мать Ивицы, танцующая на защищенной соснами полянке. Лесная нимфа в последний раз закружилась поблескивающим в темноте пятнышком лунного света, замедлила пируэт и бесшумно перепорхнула к краю поляны, где стояла коленопреклоненная дочь.

Ивица с трудом поднялась — сон отнял у нее все силы.

— О мама, — пробормотала она и сжала тонкие зеленоватые руки нимфы. — Что мне показали? — Затем Ивица нежно улыбнулась, на глазах появились слезы и тут же потекли по щекам. — Но тебя ведь нет смысла спрашивать, да? Ты знаешь не больше меня. Твой танец — это то, что ты чувствуешь, а не знаешь.

Тонкие черты матери приняли легко читаемое выражение: глаза опустились, губы слегка изогнулись. Мать понимала Ивицу, но помочь не могла. Ее танец происходил не от знания, но вел к нему. Так волшебные силы действуют через создания природы.

— Мама! — Ивица покрепче сжала ее тоненькие руки, черпая энергию от их прикосновения. — Я непременно должна знать, чем вызваны эти сны о единороге и золотой уздечке. Поведай мне, пожалуйста, почему я увидела то, что одновременно манит и пугает. Какому видению верить?

Маленькие ладони, в свою очередь, сжали руки Ивицы, и мать ответила коротким звуком, напоминающим крик птицы, этот звук раскатился эхом в лесной ночи.

Стройное тело Ивицы наклонилось совсем низко, и какой-то холодок заставил ее вздрогнуть.

— В Озерном крае есть тот, кто поможет мне понять? — тихо спросила Ивица.

— Есть тот, кто знает? — Ее лицо напряглось. — Мама, я должна пойти к нему! Сегодня же!

Мать опять дала быстрый ответ на языке фей. Она встала и торопливыми кругами прошлась в танце через всю поляну и обратно. Ее руки страстно молили. «Завтра, — говорили они. — Сегодняшний вечер занят. Сегодня — твой вечер».

Ивица подняла голову.

— Да, мама, — послушно прошептала она.

Она поняла. Она желала бы поступить по-другому и не однажды так и поступала, но не могла отрицать, что мать права. Двадцатидневный цикл подходил к концу, Ивице предстояло превращение. Она так сильно ощущала его необходимость, что еле сдерживалась. Она опять вздрогнула. Нужно было спешить.

Ивица вдруг подумала о Бене, и ей стало жаль, что его нет рядом.

Девушка встала и прошла в середину поляны. Руки поднялись к небу. словно она хотела вобрать в себя разноцветный лунный свет. Ивицу залило лучами, и она почувствовала, как из земли, на которой танцевала мать, поднимается материнская сила. Ивица начала впитывать эту силу.

— Встань поближе ко мне, мама, — попросила она, и ее тело замерцало.

Ступни выгнулись и обратились в корни, которые прорыли ходы вниз, в темную землю; руки удлинились и стали ветвями — превращение началось.

Мгновение спустя все кончилось. Ивица исчезла. Она стала деревцем, своей тезкой, и должна была остаться им до рассвета.

Мать медленно опустилась на землю рядом с ивушкой, из тени вынырнул призрак ребенка. Какое-то время мать была неподвижна. Затем хрупкие бледные руки обвились вокруг грубого ствола, в котором сосредоточилась жизнь дочери, и мать крепко прижалась к нему.

Приближался рассвет. Луны Заземелья блекли одна за другой, ночные тени уступали место расширяющемуся золотому диску, который медленно пробивал себе путь на востоке.

***

Советник Тьюс шествовал по залам замка Чистейшего Серебра, тощая фигура в сером облезлом одеянии с разноцветными лентами, и вид у волшебника был такой, будто он потерял лучшего друга. Рядом с вестибюлем советник свернул за угол и врезался в Абернети.

— Ранняя прогулка, а? — лукаво спросил писец. Советник хмыкнул, и морщины, бороздившие его лоб, стали еще глубже.

— Я не могу заснуть и никак не пойму почему. Бог видит, за такой день можно было устать.

Лохматая морда Абернети не выдавала его мыслей. Он пожал плечами и зашагал рядом с волшебником.

— Я понял, что вечером кто-то вломился в спальню короля, и этот кто-то называл себя королем. Тьюс снова хмыкнул:

— Сумасшедший. Ему повезло, что его отпустили. Это король приказал: «Переправьте его на равнину». Уверяю тебя, если бы мне предоставили право решать, я бы не был столь великодушен.

Они пошли дальше.

— Странно, что король просто отпустил его, — наконец заметил Абернети. Его нос дернулся. — Обычно он находит лучшие способы обойтись со своими врагами.

— Гм-м-м. — Советник будто не слышал. — Меня беспокоит, что этот человек столько знал о снах. Он знал о волшебных книгах, о путешествии короля, о единороге… — Тьюс немного помолчал. — Казалось, он знает все. Он был так уверен в себе.

Какое-то время друзья только переглядывались. Советник зашагал вверх по лестнице, ведущей к галерее, которая выходила к внешним парапетам на фасаде крепости. Внизу лежал мост, соединяющий остров с равниной; он раскинулся через озеро, массивный и величественный. Сквозь редеющую мглу советник вглядывался в далекий берег, искал что-то глазами у самой воды. Его совиное лицо напряглось, как натянутый узел.

— Незнакомец, очевидно, ушел, — наконец проговорил Тьюс.

Абернети странно на него посмотрел.

— А ты чего ожидал? — спросил писец. Он тщетно ждал ответа на этот вопрос. Тьюс молча продолжал пялиться на дальний берег.

Глава 6. ДИРК С ЛЕСНОЙ ОПУШКИ

Новый день не застал Бена Холидея у ворот замка Чистейшего Серебра; вопреки ожиданиям он не стоял, подглядывая в щелку между бревнами. День застал Бена на пути к югу, в Озерный край. Он шел быстро, зная свою цель. К тому времени, как солнце позолотило на востоке край долины, поднявшись над туманами и кронами деревьев, Бен уже прошел километров десять и собирался к концу дня одолеть еще по меньшей мере пятнадцать.

Решение уйти далось Бену нелегко. На это потребовалось много времени. Он сидел во мраке