– Нет, мама, пожалуйста, не говори так! – возмутил Масуд. – Ты – наша гордость и краса. Для меня ты самая прекрасная женщина на земле, и до последнего вздоха я останусь твоим преданным рабом, буду делать все, что тебе понадобится, чего ты пожелаешь. Клянусь, я не навещал тебя эти дни только потому, что был очень занят, но я все время думаю о тебе!

– Об этом я и говорю! – подхватила я. – Ты женатый человек, отец семейства, у тебя гора дел, обязанностей, с какой же стати ты должен все время думать о своей матери? Каждый из вас должен в первую очередь заниматься собственной жизнью. Я не хочу доставлять вам лишние волнения, превращаться для вас в долг, а потом и в бремя. А так я не буду одна, я буду счастлива. Вы убедитесь в этом и перестанете волноваться за меня.

– Нет в этом никакой нужды, – упорствовал Масуд. – Мы не оставим тебя в одиночестве. Мы всегда готовы служить тебе с любовью и уважением, постараемся воздать хоть за малую долю того, что ты делала для нас.

– Дорогой мой, но я вовсе этого не хочу! Никто из вас ничем не обязан мне! Я всего лишь хочу прожить остаток жизни с человеком, который принесет мне покой и мир – то, о чем я всегда мечтала. Неужели я так многого прошу?

– Мама, как странно ты рассуждаешь! Да ведь для нас ничего не может быть ужаснее! Как ты не понимаешь!

– Ничего ужаснее? Я задумала что-то безнравственное, против Бога и веры?

– Против традиции, мама, а это нисколько не лучше. Подобная новость – это будет все равно что взрыв бомбы. Неужели не понимаешь, какой это скандал, какой стыд для нас? Что станут говорить наши друзья, коллеги, подчиненные? Как я покажусь на глаза родителям Атефе? – И, поспешно обернувшись к Ширин, он добавил: – Ширин, не вздумай даже заикнуться об этом при ней.

– А что случится, если она узнает? – поинтересовалась я.

– Что случится? Она утратит всяческое уважение к тебе. Тот священный образ матери, который я внушил ей, рухнет. Она расскажет своим родителям, узнают все в министерстве.

– И это так страшно?

– Представляешь, что будут говорить у меня за спиной?

– Нет. Что будут говорить?

– Скажут: “У начальника появился отчим. Прошлой ночью он вручил свою мать какому-то ничтожеству”. Как мне жить с таким клеймом?

Ком застрял у меня в горле. Я не могла больше говорить, не могла их слушать. Они очернили мою единственную, мою прекрасную и чистую любовь. Пульс молоточками бил в виски. Я вошла в дом, проглотила две таблетки болеутоляющего и села – в темноте, не включая света, прислонившись головой к валику дивана.

Ширин и Масуд еще потолковали на веранде, потом Масуд собрался уходить, и они вошли в дом. Провожая его, Ширин сказала:

– Это все тетушка Парванэ виновата. Вечно ей неймется. Маме бы никогда такое в голову не пришло. Это она маму втянула.

– Мне тетя Парванэ никогда не нравилась, – подхватил Масуд. – Она вульгарна. Не соблюдает элементарные правила приличия. Познакомилась у нас с господином Магсуди – и попыталась пожать ему руку! Бедняга так растерялся. Конечно, окажись тетя Парванэ на мамином месте, она бы сейчас уже в десятый раз замуж выходила.

Я поднялась, включила лампу и сказала:

– Парванэ к этому никак не причастна. Каждый человек вправе сам решать, как проживет свою жизнь.

– Конечно, мама, у тебя есть право, – сказал Масуд. – Но разве ты воспользуешься им в ущерб чести и достоинству твоих детей?

– У меня болит голова, я пойду спать, – пробормотала я. – Да и ты засиделся. Ступай домой, к жене и ребенку.

Даже успокоительное не помогло мне уснуть в ту ночь. Я металась в постели, металась между противоречивыми мыслями. С одной стороны, я чувствовала себя виноватой: я огорчила своих детей. Усталое, встревоженное лицо Масуда, слезы Ширин – они меня не отпустят. С другой стороны – о, как заманчива мечта о свободе! Вступить в ту пору жизни, когда можно сбросить цепи долга, забыть обязанности, выпорхнуть в огромный мир. Заветнейшее желание, давняя моя любовь и страх потерять Саида… Как сердцу справиться с этими чувствами?

Наступило утро, а у меня не было сил даже подняться с постели. Несколько раз звонил телефон. Ширин брала трубку, но звонивший отключался. Я понимала, что это Саид. Он волновался, но ему не хотелось говорить с моей дочерью. Снова зазвонил телефон; Ширин взяла трубку, холодно произнесла “алло” и резко меня окликнула:

– Мам, это госпожа Парванэ, возьми трубку!

Я взяла трубку.

– Значит, теперь я госпожа Парванэ! – сказала “госпожа Парванэ”. – Ширин чуть вслух меня не обругала.

– Мне очень жаль. Не принимай близко к сердцу.

– О, мне-то все равно, – фыркнула она. – Ты как?

– Ужасно. Голова раскалывается, и ничего не помогает.

– Масуд тоже в курсе? И он так же плохо это принял, как и Ширин?

– Намного хуже.

– Эгоистичные, избалованные дети! О твоем счастье никто и не заботится. Ничего не хотят понять… Сама виновата, вечно стелилась перед ними, всем ради них жертвовала. Обнаглели и думать не думают, что мать тоже человек. И как ты теперь поступишь?

– Не знаю, – ответила я. – Дай мне пока что собраться с мыслями.

– Бедняга Саид себя насмерть уморит переживаниями. Говорит, уже два дня от тебя ни звука. Звонит, а к телефону каждый раз подходит Ширин. Он не понимает, что происходит, нужно ли ему поговорить с ней или пока держаться в стороне.

– Скажи ему, чтобы не звонил. Я сама потом позвоню.

– Давай мы все втроем пойдем сегодня в парк погулять, – предложила Парванэ.

– Нет, я не в настроении.

– У меня остались считаные дни, и Саид тоже скоро уезжает.

– Я правда не могу, мне нехорошо, – сказала я. – На ногах не стою. Передай ему привет. Попозже я перезвоню.

Ширин возникла в дверях, лицо перекошено яростью, вслушивается в каждое слово. Я закончила разговор и спросила:

– Тебе что-нибудь нужно?

– Нет.

– Тогда что ты стоишь тут, словно адский привратник?

– Разве госпожа Парванэ не зайдет с тобой попрощаться? Она вроде бы избавит нас наконец от своего присутствия?

– Придержи язык! – велела я. – Ты не смеешь так говорить о своей тете.

– О какой еще тете? У меня только одна – тетя Фаати.

– Довольно! Будешь так говорить о Парванэ – схлопочешь! Ты меня поняла.

– Ох, извините! – насмешливо ответила она. – Не знала, что ты так высоко чтишь госпожу Парванэ.

– Да, так высоко. Уходи, я лягу спать.

Около полудня позвонил Сиамак. Необычно: в такое время он никогда не звонил. Ширин и Масуд так торопились сообщить ему новости, не подождали даже, пока он вернется домой с работы. Ледяным голосом поприветствовав меня, он спросил: