времени и по мере взросления; она знала это доподлинно. Елизавета многое поставила бы на кон за то, что Уорбек – один из бастардов ее отца, вероятно зачатый в годы его изгнаннической жизни в Нидерландах. Когда он выражал благодарность королю за снисхождение к нему, Елизавета услышала его голос – низкий, мужественный, с сильным иностранным акцентом.

Сердце Елизаветы забилось ровнее, и она сумела милостиво склонить голову, когда Уорбек поклонился ей, после чего был уведен. Однако вдруг в ее сердце взыграла злость – на короля Карла, на Максимилиана, на эрцгерцога Филиппа, на тетку Маргариту и короля Якова, которые использовали этого молодого человека и сотворили гнусный подлог, из-за которого сама она терзалась шесть долгих лет, а Генрих находился под угрозой, – шесть лет мучительных надежд и переживаний. Елизавета винила их и за ощущение жестокого разочарования, которое охватило ее, ведь она питала слабую надежду, что Уорбек может оказаться Йорком. Теперь ей уже никогда не узнать, что случилось с ее братьями. Но нужно смотреть в будущее. В конце концов, с поимкой Уорбека помолвка Артура становилась реальностью. Фердинанд и Изабелла теперь не смогут ссылаться на существующую угрозу трону Генриха.

Приложив сверхчеловеческие усилия, Елизавета восстановила душевное равновесие и вернулась к нормальной жизни. Уорбек иногда приходил в ее покои повидаться с Кэтрин Гордон, однажды при их встрече присутствовал Генрих, он обращался с ними обоими очень любезно. Было видно, что молодой человек без ума от своей жены.

Однажды Уорбек сел рядом с Елизаветой, и они вместе смотрели, как дамы отрабатывают танцевальные па. Но он не сводил глаз лишь с одной.

– Увы, мадам, – сказал Уорбек, – сжальтесь над несчастным человеком. Моя жена прекрасна, как звезды. Кто ее ни увидит, каждый невольно восхищается ею и любит ее. Но мне это запрещено.

Он выглядел таким подавленным, Елизавета не нашла в себе сил напомнить ему, что он сам в этом виноват.

– Если вы будете вести себя хорошо, господин Уорбек, – сказала она, – и докажете, что больше не представляете угрозы для короля, может быть, со временем он смягчится.

Про себя она сомневалась в этом, но надежда поможет Уорбеку не сбиться с пути. Ей было жаль Кэтрин, жену и не жену, не имевшую надежды вновь обрести детей, и все это не по своей вине. Она явно любила своего мужа, хотя и была обижена на него за обман.

Все было готово к Рождеству, которое они устраивали в Шине. Подарки приобретены, йольское бревно и вечнозеленые ветки принесут в канун праздника, кухни работали вовсю. Артур ехал из Ладлоу, а остальные дети уже прибыли из Элтема. Елизавета поборола свои страхи относительно фантазий Генриха о Кэтрин Гордон, так как он больше не давал ей поводов сомневаться в нем, и с радостью ждала наступления праздников.

За два дня до Рождества около девяти вечера они с Генрихом развлекали гостей, собравшихся в покоях королевы, когда услышали крики:

– Пожар! Пожар!

Все вскочили, король отворил дверь в антикамеру, Елизавета выглянула поверх его плеча и почувствовала запах дыма. Они торопливо вывели придворных в галерею, соединявшуюся с винтовой лестницей, где, дай бог, было безопаснее, однако там стоял еще более густой дым, а внизу слышался треск.

– Сюда, сир! – крикнул стражник с другого конца галереи. – Скорее!

– Это не опасно? – спросила остолбеневшая Елизавета. – Где дети? И леди Маргарет?

– Стражники пошли за ними, – ответил ей мужчина, окликнувший короля. – Прошу вас, поторопитесь!

Генрих схватил жену за руку и побежал сквозь дым. Пол под ногами казался горячим. Елизавета подобрала юбки и перекинула через руку шлейф. Она боялась, как бы не загорелись доски пола.

Когда они достигли лестницы, Елизавета уже вся дрожала, и – о ужас! – как только последний человек оказался у спуска, пол галерей рухнул, и пламя взвилось вверх.

– Спускайтесь! – прокричал Генрих, и все поспешили вслед за стражником вниз.

В одном месте стена уже тлела, и они отшатнулись, боясь задеть за нее. Но наконец спуск завершился, они вышли во двор, и там, к великому облегчению Елизаветы, стояли дети и леди Маргарет; девочки жались к ней, а Гарри пребывал в возбуждении от поднявшейся суматохи. Слуги бегали с ведрами и тазами воды, йомены стражи сформировали цепь и передавали их друг другу вдоль горящего здания, но их отчаянные усилия не давали результата, пожар распространялся, и Генриху с Елизаветой ничего не оставалось, кроме как собрать своих родных и увести их в парк. Оттуда они видели силуэт пылающего дворца на фоне неба. Дети в благоговейном ужасе таращили глаза. Елизавета, сцепив руки, думала только об одном: каким чудом они спаслись от опасности.

Пламя бушевало три часа, то один, то другой из дворцовых служащих приходил к королю с докладами о происходящем. Лорд-камергер считал, что пожар начался в покоях короля.

– Можно потушить огонь?

– Он набрал слишком большую силу, ваша милость. Люди пытались спасти шторы, постели, посуду и драгоценности, но жар был очень сильный.

Генрих помрачнел:

– Они сделали все, что могли, и я ценю это. Смотрите, часовня горит! – Некоторое время Генрих глядел на пламя, потом повернулся к Елизавете и своей матери. – Уже поздно. Нужно всех вас уложить спать. Хорошо, что мое старое имение Байфлит сразу за садом. Милорд камергер, подготовьте его для нас. Сделайте только самое необходимое, я понимаю, что люди нужны здесь. Застелите только постели для сна, дети устали.

– Я – нет, отец, – заявил Гарри.

– А я – да! – твердо ответил ему Генрих. – Вам уже давно пора спать.

Часом позже камергер вернулся, чтобы проводить их в дом, и Елизавета со спящей Марией на руках увела всех остальных, а Генрих, несмотря на усталость, настоял на том, что останется, пока пожар не потушат. Однако огонь охватил уже весь дворец, и казалось, что гореть ему еще долго.

Проснувшись наутро в сырой постели, которая нуждалась в хорошем проветривании, Елизавета обнаружила рядом с собой Генриха, он лежал на кровати в той же одежде, что и накануне вечером, лицо его было испачкано сажей. Король спал глубоким сном, – видимо, вчера он слишком утомился, чтобы раздеться.

Тем же утром после завтрака, состоявшего из свежеиспеченного хлеба и сыра, которые доставили с близлежащей фермы, Генрих взял Елизавету с собой на осмотр причиненных пожаром разрушений. Они не могли подойти очень близко, так как руины дворца еще дымились, но с облегчением увидели, что главная башня осталась почти нетронутой. Однако огонь уничтожил многое, и Генрих мрачно окидывал взглядом сгоревший дворец.

Вокруг собрались главные служители двора.

– Кто-нибудь