целовали ей руку, и очень обрадовалась, что леди Маргарет, зная, как дурно ее невестке, взяла на себя дальнейшую церемонию.

По окончании приема Маргарет отправила королеву отдыхать и села рядом с нею.

– Я собиралась написать инфанте, – сказала Елизавета. – Есть кое-какие вещи, которые ей необходимо знать.

– Не утруждайте себя этим, – ответила Маргарет. – Я могу увидеться с доктором де Пуэблой. Что ему передать?

– Вы очень добры. – Елизавета сжала руку свекрови. – Меня беспокоит, легко ли будет говорить с инфантой, когда она прибудет в Англию, думаю, ей нужно посоветовать всегда говорить по-французски с женой ее брата, эрцгерцогиней Маргаритой Австрийской, чтобы выучить язык, потому как я не понимаю латынь и тем более испанский.

– Это очень мудрый совет, моя дорогая. Я передам его доктору де Пуэбле.

– Я также хочу, чтобы инфанта приучилась пить вино. Она, вероятно, не знает, что вода здесь непригодна для питья.

– Я скажу ему. А теперь, Елизавета, вам нужно поспать. Вы же хотите чувствовать себя хорошо, когда мы отправимся в тур по стране.

Маргарет должна была сопровождать их, но сперва Генрих и Елизавета совершили еще одно паломничество в Уолсингем, чтобы помолиться о благополучном обретении сына. Затем король с королевой присоединились к матери Генриха в ее доме в Коллиуэстоне. Находясь там, они заметили, что доктор де Пуэбла каждый день является ко двору обедать со всеми своими слугами.

– У него что, нет денег на еду? – удивился Генрих.

На следующий день ему сообщили, что доктор де Пуэбла вновь приехал в Коллиуэстон.

– Зачем он все время приезжает сюда? – спросил Генрих у лорд-стюарда.

– Поесть! – последовал ответ.

Генрих поймал взгляд Елизаветы, и они оба вдруг расхохотались. Именно в такие моменты между ними возникало удивительное чувство общности и взаимопонимания, и тогда Елизавета забывала все свои опасения насчет Кэтрин Гордон.

Из Коллиуэстона они отправились в летний тур по стране. Елизавета по-прежнему чувствовала себя совершенно измученной, однако постаралась надеть улыбку на лицо и скрыть тот факт, что отупляющая тошнота и постоянная усталость заставляли ее желать лишь одного – лечь в постель. Генрих решил, что из-за ее состояния в этом году тур будет более кратким, однако, хотя дорога требовала напряжения, настроение Елизавете поднимали простые люди, которые сбегались поглядеть на нее и совали ей в руки розы, свертки с маслом и другими домашними продуктами. Женщины, видя неплотно зашнурованное платье, поздравляли ее и желали благополучных родов. Если эти пожелания сотворят чудо, у нее будет прекрасный здоровый сын.

Вернувшись в Вестминстер, они застали там епископа Камбре, только что прибывшего из Бургундии и жаждавшего получить аудиенцию.

– Будьте начеку, – предостерег Елизавету Генрих. – Это ставленник вашей тетки Маргариты.

– Я это прекрасно знаю! – ответила она; ходили слухи, что епископ и ее тетушка – настоящие родители Уорбека.

Несмотря на тошноту, Елизавета присутствовала на встрече Генриха с епископом – толстомясым, роскошно одетым прелатом, который, судя по виду, любил предаваться утехам плоти.

– Ваше величество, – пророкотал он после того, как были произнесены обычные любезности, – ее милость герцогиня желает убедиться, что ее племянник, герцог Йоркский, пребывает в добром здравии.

Елизавета чуть не ахнула. Генрих на миг смутился, после чего его лицо побагровело.

– Герцог Йоркский, милорд епископ, чувствует себя прекрасно и живет со своими сестрами во дворце Элтем, – холодно произнес он. – Если же вы имеете в виду Перкина Уорбека, который не является кровным родственником герцогини, но она тем не менее по какой-то непостижимой причине принимает в нем участие, то я прикажу доставить его сюда, чтобы вы провели инспекцию.

Епископ от злости залился краской:

– Ваше величество, ее милость видела молодого человека и провела с ним много времени, и она уверена в том, что он – ее племянник. Со всем к вам уважением, но вы никогда не встречались с этим ребенком.

– Но его хорошо помню я, милорд епископ, – вмешалась Елизавета. – Вы полагаете, я не узнала бы родного брата? Могу заявить вам с полной уверенностью: Уорбек – не Йорк и не может иметь никаких прав на английский престол.

Прелат бросил на нее циничный взгляд, который говорил: по его мнению, она повторяет то, что ей велел говорить король. В Елизавете вспыхнула ярость.

– Королева говорит правду, – отрезал Генрих. – Есть множество доказательств того, кто такой на самом деле этот самозванец, так что абсурдное утверждение, будто он – Йорк, выглядит дурацкой насмешкой. Правда давно установлена в этом королевстве. Но я велю привести сюда Уорбека, чтобы удовлетворить вашу госпожу.

Епископ открыл было рот, чтобы возразить, но Генрих заставил его умолкнуть, одарив таким взглядом, от которого онемела бы и целая армия.

– Возвращайтесь сегодня в три часа пополудни, – сказал он. – Узник будет ждать вас.

Незадолго до назначенного часа двор собрался, и Генрих с Елизаветой воссели под балдахинами с государственными гербами. По кивку короля стража ввела Уорбека.

Елизавета оторопела, увидев его в цепях, и едва узнала. Он был грязен, со спутанными волосами, в одежде вонючей настолько, что от ее запаха мутило. Она с содроганием попыталась представить, как живет узник в убогой, лишенной окон камере, если всего несколько недель заключения привели его в такое жалкое состояние. Если так будет продолжаться и дальше, долго он не протянет, в этом Елизавета не сомневалась. Она увидела, что доктор де Пуэбла пристально смотрит на Уорбека; судя по всему, посол ужаснулся и разделял ее чувства. Елизавета глянула на Генриха, но того страдания Уорбека, видимо, не тронули.

Узник стоял перед ними с потухшим взором, будто утратил всякую надежду. Как он, должно быть, сокрушался о своей безумной попытке бегства, если еще был способен мыслить разумно. Елизавета молча возблагодарила Господа, что Кэтрин сегодня не сопровождает ее.

Объявили о появлении епископа, тот вошел в зал, а увидев Уорбека, втянул в себя воздух и заметно побледнел.

– Воистину этот негодяй не принц крови, – звенящим голосом произнес Генрих. – Теперь вы удовлетворены, епископ?

– Я сообщу об этом герцогине, – сказал прелат, поджал губы и, откланявшись, удалился.

Генрих кивнул на Уорбека и приказал страже:

– Уведите его.

Глядя, как беднягу выпроваживают из зала, Елизавета хотела было попросить, чтобы с ним обращались получше. Но она понимала: не следует делать этого на глазах у всего двора. В частной обстановке Генрих может проявить бо́льшую уступчивость.

Доктор де Пуэбла вышел вперед:

– Ваше величество, могу я просить об аудиенции?

– Разумеется, господин посол, – ответил Генрих. – Пройдемте в мой кабинет.

Он встал, сделал знак Елизавете следовать за ним и пошел к двери, находившейся позади помоста, и дальше по галерее в