Они и меня ударили, хотя совсем на иной лад.

Встал второй советник:

– Я признаю за тобой, Нура Кван, титул верховного коменданта.

В зале стояла полная тишина.

И тогда поднялся третий советник – Ия.

Он долго молчал. Тисаана так стиснула мою руку, что у меня пальцы онемели. А может, их кололо от волнения.

– Советник? – тихо, неуверенно напомнила о себе Нура.

Он наконец заговорил:

– Нура Кван, я знаю тебя много лет. За эти годы я убедился в твоей преданности Орденам и Аре. Нет пределов твоему стремлению к этому посту. Я, как советник, видел в залах Башен сотни повелителей. И не сумею назвать среди них ни одного с подобной решимостью, с такой стальной волей, настолько преданного своим убеждениям.

– Благодарю, советник. – Нура беспокойно улыбнулась краешком губ.

– Ты многократно доказала преданность Орденам и Аре, – продолжал Ия. – Мы все в огромном долгу перед тобой за эту службу. Но я не предлагаю тебе титул верховного коменданта.

По залу прокатился общий вздох.

Ия повернулся к слушателям, нашел меня серебряными глазами:

– Я вызываю кандидата Максантариуса Фарлиона.

В меня уперлись сотни глаз, вздохи разрослись в ропот. Я встал, почти не чуя под собой ног. Тот звон в затылке возвысился до вопля: «Макс, ты соображаешь, что творишь?!»

Я не смотрел на толпу. Не смотрел ни на Тисаану, ни на невнятно бранившегося Саммерина. Даже на Ию не смотрел.

Я встретил взгляд Нуры – потрясенной до глубины души. И в моем ответе прозвучала сила, которой я не находил в себе.

– Максантариус Фарлион отвечает на вызов.

Глава 75

Макс

Минуту длилось молчание. Потом по рядам рябью разбежались шепотки. Я знал, о чем говорят. «Он уже не кандидат, – шептались они. – Отлучен. Он не годится… или годится?»

Нура смотрела только на меня – выпучив глаза, открыв рот. Мне доводилось видеть такие лица – лица солдат, которые, опустив глаза, увидели торчащую у них между ребрами стрелу. Видно, ей просто не приходило в голову, что такое возможно. В мыслях не держала.

Она вскочила на ноги, совладала с лицом:

– Максантариус Фарлион не может удостоиться этого титула вследствие наложенных на него после Сарлазая ограничений.

– Они уже не действуют, – прозвенел рядом со мной голос Тисааны. – У меня хранится договор с Орденами. Среди его условий – освобождение Максантариуса Фарлиона от всех наложенных на него ограничений. При желании каждый может его прочесть. Но Нуре известно, что я не лгу.

– Это правда? – с запинкой выговорил один советник.

Лицо Нуры медленно отразило понимание. Она тихо фыркнула.

– Чистый лист… – шепнула она будто сама себе.

Я так и не взглянул на Тисаану. Но расслышал в ее голосе намек на улыбку, когда она повторила:

– Чистый лист.

– Как один из прежних кандидатов, генерал Фарлион выполнил все условия и прошел три испытания, – сказал Ия. – Он соответствует требованиям. И никто из этих двоих не получит права на титул верховного коменданта до проведения четвертого испытания.

Новая волна шепотков поднялась выше прежней.

– Тогда не вижу другого выхода, – произнес один советник, – как в двухнедельный срок провести испытание.

– Нет.

Нура наконец оторвала от меня взгляд. С ее лица пропали последние следы обиды – она застегнулась на все пуговицы, как застегивала белый жакет, скрывая шрамы. Сложив руки за спиной, она повернулась к советникам:

– Если проводить, то сейчас же. Мы не можем терять времени.

– Сейчас же? – спросил Ия.

– Сейчас же… – зашепталась толпа.

«Сейчас же?» – подумал я.

– Ара – корабль без кормчего, – сказала Нура. – Страна оправляется не от одной – от двух войн, она тонет в сомнениях. Учитывая возросшую ответственность верховного коменданта в столь трудные времена, мы должны решить вопрос не откладывая.

Краем глаза я перехватил вопрошающий взгляд Тисааны. Не стану отрицать, я тоже колебался. Входя в этот зал, я знал, что иду против всего, к чему стремился последние десять лет. Но последнего испытания я никак не ожидал – обычно оно требовало для подготовки недель, а то и месяцев. Сегодня?

Мог ли я выдать свои сомнения Нуре? Конечно нет.

– Я вполне готов решить дело так скоро, как пожелает Совет. Если это означает пройти последнее испытание сегодня же, я готов.

Саммерин выругался так тихо, что расслышал его только я.

Ия, обернувшись, наградил меня взглядом, каким удостаивают полоумных:

– Нам нужно время на подготовку.

– У нас его нет, – сказала Нура.

– Если оба кандидата согласны, – подал голос другой советник, – не вижу причин, почему бы нам не закончить дело сегодня. На закате, разумеется.

Все с безмолвным вопросом повернулись ко мне.

«Макс, ты соображаешь, что творишь?»

Но я только улыбнулся:

– На закате.

– На закате, – повторила за мной Нура.

Мы взглянули друг другу в глаза – сражение началось.

До заката оставалось два часа. Два часа, чтобы подготовиться к величайшему в моей жизни сражению.

Когда собрание распустили, ко мне хлынула людская волна, но я сумел ускользнуть и сбежал в комнаты Тисааны – с Тисааной и Саммерином. Это тоже далось с боем. Все глаза смотрели на нас, и я кожей чувствовал каждый взгляд. Поэтому я держался серьезно и невозмутимо, пока плотно не закрыл за собой дверь, а уж тогда повалился на стул, запрокинул голову и разразился безумным хохотом.

– Ну я и учудил!

– Рад, что не я один так думаю.

Саммерин движением, одновременно изящным и хищным, подхватил со стола бутыль с вином, вскрыл ее, шепнув заклинание, и, налив бокал, осушил его одним глотком. После чего устремил на меня непроницаемый взгляд:

– Тебе, полагаю, хочется целую бутылку.

Он правильно полагал.

Саммерин уселся и налил себе еще бокал, после чего передал вино Тисаане. Она не садилась. И не стояла на месте – металась по комнате, как всегда делала в тревоге.

– Ну, похоже, я отстал от событий, – заговорил Саммерин. – Последнее, что я знаю: вам обоим полагалось резвиться среди цветочков. Отдыхать.

Последнее слово он произнес как жестокую шутку. И правильно.

Мы переглянулись с Тисааной. Случившееся за последние два дня не укладывалось в голове.

Тисаана склонилась к Саммерину:

– Мы тебе все расскажем, только обещай не считать нас сумасшедшими.

– О, этот корабль давно отчалил, – заметил Саммерин. – Но прошу, продолжай.

Я всегда испытывал странное чувство, излагая Саммерину невероятные известия. Он потому и стал таким отменным целителем, что в полной мере владел собой. На войне я не раз видел, как он склоняется над заходящимся криком умирающим бойцом, сохраняя полное, обнадеживающее самообладание. И только после,