– Пила когда-нибудь? – он покосился на рубиновый напиток. Себе налил целую кружку – иной посуды не водилось, – а со мной медлил.

Кивнула и обиженно заметила, что в городе жила, а не в глухой деревне на отшибе.

– Не злись, – Лазавей примиряюще коснулся моей руки. – Я не к тому спрашиваю.

– Боишься, что захмелею? – я тоже перешла на «ты». – Да после эльфийского самогона это – водичка!

Магистр рассмеялся и наигранно пожалел, что заказал не тот напиток.

Мы чокнулись и выпили за здоровье. Взялись за рёбрышки и отдали дань еде, потому как заговорить на скользкую тему взаимно не решались. Но магистр все же оказался мужчиной и взял на себя тяжкую миссию первооткрывателя.

– Итак, ничего мне о демонах рассказывать не нужно, – улыбнулся он, – потому как знаю больше тебя. Но, полагаю, другие темы для разговоров найдутся. Вижу, перешла на «ты»… Что ж, разумно – глупо как-то «выкать» в такой ситуации. Теперь переходим к самой ситуации. Тут всё просто: есть два человека, испытывающие друг к другу симпатию.

Я слушала и кивала, пробираясь через дебри сложных фраз. Всё так высокопарно и непонятно: любит ли?

– Люблю, – неожиданно произнёс Лазавей.

Я вздрогнула, а потом поняла, что задала вопрос вслух. Покраснела и принялась старательно изучать скатерть.

– Агния, ты не рада? – обиженно протянул магистр. – Вот и пойми вас, девушек! Пригласишь на свидание, скажешь, что нравится, что хочешь с ней встречаться – а в итоге тишина.

– Просто всё так неожиданно… Я не думала, что вы такое скажете.

Лазавей покачал головой и пробормотал: «О, женщины!»

– Не веришь? По глазам вижу, что не веришь. Хорошо.

Не успела я рта открыть, чтобы возразить, как магистр запечатлел на моих губах поцелуй.

– А теперь ешь, неверующая. Я твою мордашку с прошлого года помню: ещё тогда понравилась. И как-то потихонечку устроилась в моей жизни.

Широко улыбаясь, чувствовала себя самой счастливой на свете.

На подмостках бродячие артисты затянули какую-то грустную песню – а мне хотелось танцевать. Не одной, желательно, но Лазавей не рвался покинуть баранину, вгрызаясь в неё с жадностью оголодавшего человека.

– Эдвин, как ты можешь есть! – с укором прошептала я.

– Не только могу, но и хочу. Это вам, студентам, достаточно пищи духовной.

Ой, он, наверное, опять не обедал, а я накинулась. Нехорошо, но так хочется слушать и слушать, выяснить, как именно магистр меня любит, когда понял, за что я ему понравилось – вопросов уйма!

– Эдвин, а ты когда понял?

– Што понял? – с набитым ртом, переспросил Лазавей. «Што» вместо «что» вышло таким милым.

Я удивлённо глянула на него – разве непонятно, что речь о любви? Я красивого признания жду, подробностей, комплиментов – а он ест!

– Ты сказал, что любишь. Буднично так.

Лазавей вздохнул и промолчал. Петь мне хвалебные песни он почему-то не собирался, а ковырялся вилкой в картошке. Можно подумать, это не свидание, а обычный ужин!

– Агния, какая разница, зачем подробности? – наконец соизволил ответить магистр. – Я всегда тебе симпатизировал, потом ты влюбилась, я пригляделся… Заодно и от Осунты избавился, она мне порядком надоела.

Вскинула брови: вот как? Значит, потешила самолюбие магистра, вовремя под руку подвернулась. Вздохнула и тоже уткнулась в тарелку.

Мерное жевание челюстей длилось битых полчаса, по окончанию которых довольный и сытый Лазавей откинулся на спинку стула и окинул меня благостным взором. Я поджала губы, желая показать, что рассчитывала на другой вечер.

– Не будь ребёнком! Ты же взрослая, а не девочка, которой нужны красивые слова. Мне нравится женщина, я открыто говорю ей об этом, предлагаю встречаться – разве этого мало? Было бы лето, нарвал бы ромашек, хотя… Протяни руку.

Не понимая, к чему он клонит, положила руку на стол. Лазавей улыбнулся, проделал какую-то хитрую манипуляцию в воздухе – и на ладони расцвели цветы! Не прозрачные, как некогда у Липнера, а как настоящие. На синих лепестках поблёскивали капельки росы.

С восхищением взирала на плоды магии, не удержавшись, потрогала – твёрдые! Вернее, осязаемые. Перевела взгляд на магистра и, зардевшись, пробормотала:

– Спасибо. А они не исчезнут?

– Простоят неделю, обещаю. Потом просто растворятся. Ну как, Агния, – Лазавей облокотился о стол, – я достаточно выказал свой интерес?

Кивнула и уткнулась носом в цветы. Увы, они не пахли.

– Полагаю, следует еще выпить и перейти к обсуждению твоих поступков?

– А что мои поступки? – я невинно захлопала глазами.

– Оставляют желать лучшего. Правила безопасности не соблюдаешь, с преподавателями дерёшься, в дома к ним залезаешь… Разве так надлежит вести себя примерной девочке?

В голосе его звучала добродушная усмешка, и я включилась в игру. Отточенным жестом поправила волосы, изогнулась и, наклонившись, лукаво прошептала:

– А кто сказал, что я примерная девочка?

Лазавей рассмеялся и покачал головой. Разлил вино по кружкам и поинтересовался, не этой ли позой я обаяла декана. Ответила таинственным молчанием и хлопающими ресницами.

Потанцевать мне удалось: музыканты вспомнили, что они не на похоронах, и порадовали развесёлой мелодией. Из-за стола, вопреки ожиданиям, меня выдернул магистр и закружил волчком. Его пальцы по-хозяйски устроились на талии, а я совсем не возражала.

Из «Девы-ивы» выкатились, кажется, за полночь и в обнимку направились к Академии. Лазавей пытался рассказывать что-то о звёздах, но я не слушала и лезла целоваться. Если бы стражники забирали за нарушение нравственности, мы бы точно загремели в тюрьму.

– Тебя в Студенческий дом проводить? – Вопрос застал врасплох.

Мы как раз добрались до ворот Академии и Лазавей отпер их, сняв заклинание. Такая вещь как запор и вовсе не стала помехой.

– А куда ещё можно? – наконец ответила я.

– Ко мне. Или ты ребёнку нужна?

Нужна, конечно, но покормить Марицу и Светана может. Только стоит ли после первого же свидания соглашаться? Нет, хочется, но я так и не узнала, что планирует в отношении меня Лазавей.

Почувствовав мои сомнения, магистр притянул к себе и поцеловал:

– Не хочешь? Тогда спокойной ночи, прогуляемся до Студенческого дома.

Увы, благочестивой девицы из меня не вышло, заботливой матери тоже, потому что я сдалась на милость победителя и опробовала мягкость перины в спальне Лазавея. Он тоже кое-что опробовал, обстоятельно так.

Хендрик, обзавидуйся! Понимаю Осунту, к хорошему быстро привыкаешь. А когда это «хорошее» шепчет тебе на ушко всякие вещи, от которых начинаешь глупо хихикать… Словом, это была лучшая ночь в моей жизни.