остался к вам всем троим лишь один вопрос, но на который вам нужно очень постараться прямо здесь и сейчас дать мне внятный и четкий ответ.

Президент испепеляющим взглядом по очереди всмотрелся в лица своих советников и затем произнес, медленно и акцентированно выговаривая каждое слово:

— А каким образом и какого черта мы до всего этого вообще докатились?

Вашингтон,

ноябрь 1999 года

Президенту США восьмидесятых Рональду Рейгану столь часто удавалось выйти с незапятнанной личной и политической репутацией из столь многочисленных скандалов, сотрясавших верхние эшелоны власти страны, что к концу второго срока в прессе его стали называть «тефлоновым президентом». Тайные поставки оружия Ирану распалявшие кровопролитную войну с Ираком, скандалы с коррупцией в спецслужбах, крах фондового рынка в 1987-м, поддержка апартеида и многое другое могло бы сокрушить рейтинг любого политика, но только не Рейгана. Нечто подобное происходило и с Биллом Клинтоном, хотя и не столь заметно: скандал со стажеркой Белого дома и, что гораздо хуже, его ложь в суде на процессе по тому делу, бомбежки Югославии в обход международных законов, гибель американских миротворцев в Сомали и еще масса других его «мелких проступков». Но Америка девяностых процветала, и за это Клинтону прощалось все: затеянный конгрессом его импичмент провалился, а рейтинг одобрения президента неизменно оставался очень высоким.

Конец девяносто девятого нация встречала как никогда в приподнятом настроении. Приближался долгожданный миллениум — не просто встреча Нового года, а еще и нового десятилетия, столетия и даже тысячелетия (которые формально, конечно, начинались с 2001-го, но магия смены первой цифры года на двойку была уж очень сильна). Фондовый индекс Доу-Джонс уверенно держался на рекордных отметках выше десяти тысяч пунктов, невиданные еще недавно новые возможности — Интернет и сотовые телефоны — прочно стали достоянием каждого и казались дверью в новый, волшебный мир. Зарплаты и доходы американцев росли, о безработице как явлении многие даже забыли как о странном пережитке прошлого. Проповедники «нового мира» — ведущие бизнесмены и экономисты — говорили о наступлении в третьем тысячелетии невиданной высокотехнологической эры без кризисов, в которой желания и мечты любого человека будут обязательно сбываться. Великолепные башни Всемирного торгового центра светились по вечерам так ярко, словно две стоящие рядом прекрасные рождественские елки, выросшие почти до небес, и этот свет новой, всепобеждающей развитой цивилизации должен был быть виден из любого места на планете (ведь глобализация мира тоже началась в девяностых).

Билл Клинтон, несмотря на относительную молодость и блестящее образование, сам никогда глубоко не разбирался в тайных механизмах работы самой мощной в мире финансовой системы его страны. Но он видел результаты этой работы, которые не могли не восхищать, и поэтому твердо стоял на принципах либерализации экономических и финансовых законов.

Делегация инвестиционных банкиров, которую возглавлял руководитель огромного банковского конгломерата Citigroup, еще в двадцатые годы выросшего из империи Моргана и с тех пор остававшегося одним из столпов Уолл-стрит, была по их давней настоятельной просьбе приглашена на встречу с Клинтоном в Белом доме, чтобы обсудить проект нового закона. Неспециалисту этот документ показался бы невообразимо скучным, рутинным и полным непонятных повторяющихся сложных финансовых терминов. Закон Грэма-Лича, названный в честь особо активно лоббировавших его конгрессменов, казалось, был направлен лишь на самые благие цели. Он отменял действие другого закона, принятого Рузвельтом сразу после Великой депрессии и строго разграничивавшего области деятельности коммерческих и инвестиционных банков. Первые могли работать только с обычными денежными инструментами: привлекать депозиты и выдавать кредиты компаниям и населению. Вторые могли вести операции только с акциями, облигациями и прочими биржевыми активами. Заниматься и тем и другим одновременно банковским холдингам, даже самым крупным, строжайше запрещалось. Разумеется, такое положение дел всегда было костью в горле для воротил Уолл-стрит, мечтавших, но не имевших права залезть в карман «обычных» банков, куда стекалась основная часть сбережений простых американцев. Но зато этот закон служил превосходным «бампером», смягчавшим все прошлые кризисы, не давая им раздуться до масштабов национальной депрессии. Какие бы убытки ни несла Уолл-стрит в самые тяжелые для нее моменты, деньгам простых американцев, лежавшим в обычных коммерческих банках, ничто не могло угрожать. Однако новое время, новый век, по мнению инвестиционных банкиров, должны были также открывать и новые горизонты.

Приглашенные банкиры с видимым удовольствием потягивали выдержанный шотландский виски, источая медовые восточные комплименты мудрой политике президента, принесшей Америке невиданное ранее благоденствие. Клинтон, обожавший лесть, улыбался, кивал и с наслаждением курил сигары своей любимой марки Davidoff.

— Если мы не отменим эти старые, архаичные, нелепые законы, то мировой капитал в двадцать первом веке хлынет на биржи Гонконга, Лондона и Сингапура, где царит дух свободной торговли. А мы, как глупцы, останемся в стороне от взрывного роста мировой экономики!

Президент Citigroup вещал страстно и убедительно. Другие банкиры поддакивали. Билл Клинтон, считавший своей главной миссией всемерную реформацию и модернизацию Америки, также не возражал — напротив, эта концепция идеально укладывалась в его личную философию и потому сразу понравилась ему. Конгресс, особенно его демократическое крыло, поначалу встретил этот законопроект в штыки, но фракция республиканцев, щедро мотивированная гигантами Уолл-стрит, протолкнула закон с первой же попытки. Пресса тоже, причем искренне, превозносила очередное «прогрессивное нововведение». В декабре 1999-го новый закон вступил в силу.

Примерно восемьдесят процентов денежных сбережений простых американцев (несколько триллионов долларов), лежавшие до этого хоть и под низкий процент доходности, но очень надежно «на отдельной полочке» — на счетах тысяч небольших и средних старомодных коммерческих банков, — теперь стали ресурсом, который могли использовать в своих операциях десять крупнейших банков Уолл-стрит.

Старые шлюзы защиты от будущего финансового наводнения не были, как в случае с ураганом «Катрина», сметены стихией. Конгресс США по указке Федеральной резервной системы гостеприимно открыл их настежь заранее. Великая азартная игра воротил финансов на доступные им теперь все деньги Америки началась.

Сенат США, внеочередное заседание

Комитета по делам банков и вопросам недвижимости,

Вашингтон, февраль 2004 года

Председатель Федеральной резервной системы Алан Гринспен готовился к этому выступлению несколько недель. Ему было уже семьдесят восемь, и хотя он все еще ощущал себя полным сил, через два года ему предписывалось покинуть пост главы ФРС. После терактов 9/11 масштабного кризиса на фондовом рынке удалось благополучно избежать благодаря резкому росту военных расходов, однако и активно выходить в новый цикл роста экономика явно не собиралась, замерев в вялотекущей стагнации. Новой глобальной идеей акционеров Системы был быстрый разогрев национального рынка недвижимости и последующее снятие сливок с него через ипотечное кредитование. Для того чтобы все население бросилось в