Насморк всегда плохо переносил Террины приколы и постоянно раскаивался, что так безропотно позволяет ему выставлять себя терпилой. Он чувствовал, как уверенность в себе сходит на нет вместе с экстазийным кайфом. Он только и мог, что танцевать и размышлять над дилеммой: Катрин или Лиза, Катрин или Лиза… старая перичница, зато карьера или сытная молодая тёлочка и чёткий перепихон… всемирная сцена с Элтоном и Джорджем удалялась всё дальше. Да и на фиг, в одной связке с пидорами от шоу-бизнеса ему делать нечего. Такая компания принесёт его карьере больше вреда, чем пользы. Основная аудитория всё равно тинейджеры, это нужно иметь в виду, поэтому так много мальчишечек из бойз-бендов и повылезало. Да и похуй. Лиза или Катрин… Лиза, конечно, сытная. Ладно, он и Катрин присунул бы разок, но золотые годы у неё, понятно, позади. Лиза ещё, похоже, из тех, что лябят подразнить. На хуй. Выбрав Катрин, он поставит на первое место карьеру плюс бонус: на эту ночь он не оставит жирному негодяю Джусу Терри ничего, кроме жестокого разочарования.

Однако Лиза посматривала на Терри с гораздо более живым интересом, нежели подозревал Джонни. Он, конечно, довольно тучный, но матрица нос-руки-ступни, которую она использовала в подобных калькуляциях, обещала полный боекомплект.

Катрин запала на Джонни. Джонни прекрасен.

– Джонни прекрасен, – сказала она Терри тоном повелительницы, пока Джонни подсасывал из бронхов мокроту. Она обняла его, и парочка даже на заметила, как заскрежетал зубами Терри. – Может, выйдем? – прошептала она ему в ухо.

– Чё? – не понял Насморк. Чего она несёт?

– Я вроде как хочу с тобой переспать.

– Круто… так это, наверное, там, в отеле? – предложил он, стремясь поскорее отделить её от компашки.

Малышка Лиза, конечно сытная, но никуда она не убежит. Когда он вернётся из певрого турне по Штатам, хотеться ей не перестанет. Тогда он её и приголубит. В конце концов, карьера превыше всего.

– Нет… Я туда не хочу, – сказала Катрин. – А здесь есть пустая комната?

– Ну да… спальня Энди, соседа Рэба…

Эта мысль не вызвала у Насморка никакого энтузиазма. Кто, находясь в своём уме, захочет трахаться на старом матрасе, под покрывалось в пятнах молофьи, в комнате студента-задроты, когда можно покувыркаться в шикарном сыоте в «Балморале»? Джонни слыхал, что в «Балморале» есть номера с зеркальными потолками. Но, как говорят янки, это её инициатива. Они исчезли в коридоре, оставив Терри в чрезвычайно тревожном состоянии.

Лиза посмотрела на него:

– Остались только мы с тобой.

Терри взглянул на её губки, белый топ, чёрные брюки, и в горле у него запершило. Терри очень не любил забалтывать девчонок в таблах. Локотком, подмигнуть, продолжай, я слушаю – весь ритуальный арсенал британского съёма давался ему без труда, и он терпеть не мог, когда под экстази эти простые банальности ниспровергались и теряли всякий смысл. Бредо-кассета сослужила ему добрую службу, и он вовсе не собирался её стирать. Без неё он даже не знал, с чего начать.

– Я раньше соки на грузовиках развозил, – объяснил он, – но это давно уже было…

Джонни и Катрин смотрели в окно на чернильное небо. Звёзды устроили великолепную демонстрацию. Джонни потягивал свой «Регал» и смотрел, как они мерцают. Катрин посмотрела на Джонни, потом на сигарету, потом на звёзды.

– Похоже на сцену их экзистенциалистского арт-хаусного фильма, правда, Джонни, – размышляла она.

Джонни медленно кивнул, не смотря на Катрин, которая притулилась возле него. Звёзды, мерцая, обменивались через всю Вселенную загадочными шифрами.

– Как ты думаешь, а за этим что-нибудь есть?

– Раньше я пытался как-то в этом разобраться, но теперь мне просто всё равно.

Катрин его не слушала.

– Я просто думаю… о космосе, – мечтательно сказала она.

Джонни посмотрел на небо, потом на тлеющую сигарету.

– Табак, – подытожил он, в общем, для себя.

Конечно, Джонни нравились стремительно прорезающие Вселенную снопы звёздного света и безграничные возможности, которые, казалось, они предполагают, однако он решил не говорить Катрин об этом. Слишком хлопотно было бы объяснять ей, что сейчас она находится в той части Шотландии, где делиться своими мечтами – это как делить один шприц на двоих: иногда вроде как и можно, но в итоге себе дороже. Кроме того, он уже готов был её оседлать. Он повернулся к ней, губы их встретились. Пошатываясь, они двинулись к матрасу с покрывалом, и Насморк надеялся, что к моменту, как они туда доберутся, страсть его достигнет предела, когда ни сухие крошки, ни пятна студента-задроты уже не будут иметь существенного значения.

4.00

Стюардесса смотрит на меня с едва прикрытым ужасом. Тот ещё пассажир: одежда загажена, голова обрита (для нормальной причи в пустыне слишком пыльно), и несёт от меня химическим распадом и землёй Новго Света. Лицо потное, всё в грязи. Стюардесса смотрит на наманикюренного стюарда с тележкой, и тот, заметив меня, закатывает глаза. Несчастный, что сидит со мной рядом, весь прямо изогнулся от меня подальше. Я не в состоянии летать. Я вообще ничего делать не в состоянии.

Самолёт зарычал, рванул; меня пришпилило к креслу, и вот мы в воздухе.

– У нас был воздух, Хелена, – слышу я пару раз. Это я же и говорю. Самолёт выравнивается, и надо мной нависает другая стюардесса.

– С вами всё в порядке?

– Да.

– Не шумите, пожалуйста. Вы мешаете другим пассажирам.

– Простите.

Я стараюсь не сомкнуть глаз, хотя поспать мне просто необходимо. Но как только они закрываются, я проваливаюсь в пиздец какое безумство: меня окружают черти и змеи, толпятся лица забытых и мертвецов, и я начинаю что-то нести, пока усилием воли не возвращаюсь в сознательное состояние, поддерживать которое нет никакой возможности.

Несведущий и осведомлённый.

Несведущий никогда не сможет заставить осведомлённого не принимать наркотики. Тут старик Кант Иммануил с Последними каннибалами абсолютно прав: феномен и ноумен суть одно и то же, но каждый человек способен увидеть феномен только через призму собственного опыта.

Поэтому я и не забываю самый верный совет из тех, что давал мне мой старик: не доверяй трезвенникам. Это то же самое, что признать: я невежественный, узколобый задрот. Хорошо, если недостаток наркотиков они компенсируют блестящим воображением. Но если оно и есть, то прячут они его очень глубоко. Чё…

Что… надо мной склонилась тень.

– Чего желаете выпить? – спрашивает стюард.

Что?

Потребительский выбор против выбора реального.

Проблема – жажда, напиток – нужда. Что пить: кофе, чай, колу, пепси, вирджин, спрайт, диетическую, без кофеина, растворимый.. пока ты соображаешь, этот мнимый выбор пожирает большой кусок отведённой тебе жизни, чем любой наркотик. Тебя пытаются запарить, что принятие подобных решений изо дня в день – это и есть свобода, жизнь, самореализация. Но всё это хуйня, спасательный пояс, не дающий нам опизденеть от полного безумия этого ебанутого мира, который мы позволили слепить вокруг нас.