Она снова нервно сглотнула.

— После этого все происходило более или менее так, как того ожидал Джереми. Было много вопросов, очевидно, даже заходил разговор о том, чтобы выдвинуть мне обвинение в непредумышленном убийстве, но у нас был хороший адвокат, и в результате все обвинения были сняты. Все были на нашей стороне, все нас поняли, даже семья Мэтью, — но потеря сына так их потрясла, в особенности такая потеря, что они больше не могли найти в себе силы встречаться со мной. Не то чтобы они обвиняли меня, и я не обвиняю их теперь, потому что, кому захочется продолжать отношения с убийцей твоего сына?

Еще не затихло эхо последних слов, как взгляды Никки и Спенса устремились к ее отцу. Он выглядел таким потрясенным и охваченным чувством вины, что, несмотря на все случившееся, Никки не могла не испытывать жалость к нему. Но могут ли они со Спенсом продолжать общаться с ним, после того как он убил их сына? Прямо сейчас было трудно такое себе представить, но им всем предстояло столько всего обдумать, что было невозможно понять, в какую сторону пойдет каждый из них.

— Я была глубоко потрясена всем случившимся, — продолжала Адель, — и все начали волноваться, что я потеряю ребенка. Доктор рекомендовал мне оставаться дома до самого твоего рождения, и я не спорила. Моя уверенность в себе разлетелась в клочья, я все равно не смогла бы выполнять свою работу. Джереми продолжал заботиться обо мне, делая все возможное, чтобы я ни в чем не нуждалась, только не стал оплачивать мне психолога, потому что, конечно, мы не могли так рисковать. Приехала бабуля Мэй, чтобы помочь Джереми заботиться обо мне, и они были добрее ко мне, чем кто бы то ни было на моей памяти. А поскольку я никуда не выходила, прошло совсем немного времени, как они стали центром моего мира. Мне уже не хотелось быть адвокатом, мне даже не хотелось общаться с друзьями. Я только хотела быть в безопасности своего дома и ждать возвращения Джереми с работы, а еще — твоего рождения. Я думала, что, как только ты появишься на свет, все снова встанет на свои места, но этого не произошло. Я любила тебя и хотела твоего рождения, но я не могла убедить себя в том, что я тебя заслуживаю… Словно я действительно убила Мэтью. Я винила себя в его смерти и наказывала себя за это. Бабуля Мэй чудесно ко мне относилась и помогала мне, но на самом деле именно Джереми кормил тебя и менял подгузники, купал и укладывал спать. Я наблюдала за ним и страстно желала все делать сама, но я боялась, что, если я позволю себе проявить чувства, непременно случится что-то ужасное, и я тебя потеряю.

Потрясенная трагизмом в голосе матери, а также отчаянием и смятением, вмешавшимся в ее отношения с ребенком, Никки могла только желать, ради своей мамы, чтобы можно было повернуть время вспять и предоставить ей второй шанс.

— Когда Джереми попросил моей руки, — продолжала Адель, — это показалось мне совершенно естественным, а когда он предложил удочерить тебя, это тоже показалось мне правильным. В конце концов, мы уже жили с ним, а поскольку у меня не хватало духу возвращаться на работу и делать карьеру, я согласилась с ним, когда он предложил мне остаться дома и полностью посвятить себя твоему воспитанию. Своих детей у него быть не могло, именно по этой причине его бросила первая жена; и он хотел дать тебе — нам — все, что мог, и разве я могла не радоваться этому его желанию? И я была счастлива, насколько возможно, потому что к тому времени я полюбила его. Прошли годы, пока я не поняла, что мы попали в ловушку собственной лжи. Она связывала нас сильнее, чем наши брачные обеты. Не то чтобы я хотела расторгнуть брак, но осознание этого вызвало между нами много горечи и боли, и каждый раз, когда я думала, смогу ли я развестись, я вспоминала о том, что случилось и на что он пошел ради тебя. Я знаю, тебе с ним не всегда было легко, но я никогда не сомневалась в его любви к тебе или в твоей любви к нему. Тем не менее мне всегда разбивало сердце понимание того, что мы с тобой никогда не были так близки, как мне хотелось бы. Я уговаривала себя, что ты знаешь, как сильно я тебя люблю, и потому мне не обязательно говорить тебе об этом; и если я не произнесу этого вслух, то никто меня не услышит и, значит, никто не сможет нам ничего испортить. Только последние несколько месяцев, когда я начала посещать психотерапевта, я настолько выздоровела, что нашла в себе силы начать признавать свои ошибки. К сожалению, я все еще не уверена в том, что я смогу сделать все, чтобы исправить их.

Она посмотрела на своего мужа. Он, не шевелясь, стоял в дверях, устремив неподвижный взгляд в никуда. Не было даже ясно, понимает ли он, о чем говорит его жена.

— Думаю, ты постепенно начинаешь понимать, — сказала она Никки, — почему мы с твоим отцом так отреагировали, когда ты заявила, что хочешь стать сценаристом. Это было напоминанием о том, чьей дочерью ты являлась на самом деле, а следовательно — о том ужасном поступке, который мы совершили. А когда к нам приехала твоя знакомая, миссис Адани, и сказала нам о ребенке… — Ее голос задрожал от нахлынувших на нее чувств. — Мы никогда раньше не слышали об этой болезни, но когда она упомянула о том, что заболевание часто встречается у евреев… Это было второе напоминание о Мэтью, и я просто не знала, что и делать. Если бы мы рассказали тебе о нем, это бы ничего не изменило для ребенка: уже было слишком поздно; к тому же я не уверена, что, знай ты о Мэтью до того, как забеременеть, ты бы осознала возможную опасность. Я не смогла бы предупредить тебя, ведь я сама ничего не знала, но, возможно, если бы я поддерживала хоть какую-то связь с твоими бабушкой и дедушкой… Они никогда не говорили мне об этом во время моей беременности, но я не еврейка, и, наверное, они решили, что для меня опасности нет. Если я угадала, то не вижу причины, по которой бы они сказали что-нибудь тебе, потому что, полагаю, твой друг не еврей?

По лицу Спенса почти ничего нельзя было прочитать, когда он покачал головой. Насколько он знал, он не еврей, но знать наверняка он не мог, и, кроме того, какое это имело теперь значение?

— Я не думаю, что мы реально могли что-то сделать, — продолжала Адель, — даже если бы ты решила сообщить нам о своей беременности, как только сама узнала о ней, потому что мы действительно не знали. Конечно, мы попытались бы убедить тебя не довести все до завершения, но не по этой причине, а по той, которую я приводила тебе в то время. Пойми: я знаю, каково это — отказаться от своей мечты и смотреть, как твоя жизнь уходит в таком направлении, о котором ты никогда не думала и с которого ты уже не сможешь свернуть. Ты, похоже, не понимала, что появление ребенка на свет изменит всю твою жизнь, потому что так происходит всегда. Если бы у меня не было тебя, то, возможно, я снова обрела бы уверенность в себе и вернулась на работу, кто знает? Но это уже не имеет никакого значения. Все, что теперь важно, это ты и то, что ты делаешь со своей жизнью. — Она прижала к голове дрожащую руку. — Ты должна понять, что бы вам время от времени ни казалось, я просто всегда хотела, чтобы у тебя было все самое лучшее, и так будет всегда. Я бы отдала все что угодно, лишь бы тебе не пришлось пройти через те испытания, которые выпали на твою долю, и, Богом клянусь, мне очень жаль, что у меня не было никакой возможности изменить это или, по крайней мере, создать понимание между нами, потому что мне хотелось бы думать, что с этого момента мы сможем идти дальше так, чтобы… Я не хочу потерять тебя, потому что ты значишь для меня больше, чем моя собственная жизнь; но ложь, тайны, а теперь еще и это… — Она снова смахнула с лица слезы и беспомощно посмотрела на мужа — человека, который убил и отца, и сына ее дочери. Разве Николь сможет когда-нибудь простить это? Никто не смог бы.