Все правильно – поэты мешают. Мешают разделять и властвовать, мешают воровать и жрать ворованное, мешают остальным устало и равнодушно на все это смотреть, мешают также отворачиваться, чтобы совсем не смотреть. Вот основное в любви Есенина к родине – мешать тем, кто ненавидит словом и делом «родину кроткую», кто ее насилует и продает, разоряет деревню, обращает в рабство народ, лютует над несогласными, оставляя трупы и пепелища. Мешать таким, как «гражданин из Веймара», который

…приехал сюда не как еврей,

А как обладающий даром

Укрощать дураков и зверей.

Я ругаюсь и буду упорно

Проклинать вас хоть тысячу лет,

Потому что…

Потому что хочу в уборную,

А уборных в России нет.

Странный и смешной вы народ!

Жили весь век свой нищими

И строили храмы Божии…

Да я б их давным-давно

Перестроил в места отхожие.

(«Страна негодяев»)

«Гражданин из Веймара» Чекистов – это, как известно, Лейба Бронштейн – Троцкий. Всемогущий Председатель Реввоенсовета (и всемогущий литературный критик) потом напишет в посмертной статье «Памяти Сергея Есенина»: «Есенин не был революционером. Автор “Пугачева” и “Баллады о двадцати шести” был интимнейшим лириком. Эпоха же наша – не лирическая. В этом главная причина, почему самовольно и так рано ушел от нас и от своей эпохи Сергей Есенин». Самовольно в любом случае – фальшивый диагноз. Но «завоеватель» России Бронштейн – Чекистов почему-то отзывается о поэте, открыто выводящего его как врага России, намного теплее, чем «академик» Бунин. Может, скрывался мотив заинтересованности в этой ранней смерти? Уж слишком расходились комиссарские и есенинский взгляд на Русь. Беспощадно-интернациональное, где Россия и русские – лишь хворост для мировой революции, «плебейская нация» (История русской революции, т. 2, ч. 2) и есенинское национальное: «Но люблю тебя, родина кроткая!», «О Русь, малиновое поле // и синь, упавшая в реку, // Люблю до радости и боли // Твою озерную тоску».

И. Ильин четко сформулировал: «Национализм есть любовь к духу своего народа, и притом именно к его духовному своеобразию».

Не менее четко высказался и В. Ленин в связи с образованием СССР: «Великорусскому шовинизму объявляю бой не на жизнь, а на смерть». Любовь к своему народу (почему-то именно русскому, вернее, понятно, почему – как к коренному) до сих пор считается шовинизмом. Чтобы победить такой «шовинизм», надо прямо по Ильину прежде всего привести народ к духовному однообразию и тем самым вытравить из него дух. Именно это сейчас и происходит в рамках «адаптированной» деморатии. Не получилось силой – будем вытравливать телевизором. Не вышло извне – будем приучать понемногу к давно стандартизированным потребительским ценностям. Все попытки хоть как-то сформулировать национальные ценности – шовинизм! Национальная культура – застарелый шовинизм!

Любовь к русским – ага, кричат те, кому положено за этим следить (интеллигенция), значит, вы не любите другие национальности, вы, случаем, не анти, и далее по списку: семит, армянин, чеченец, украинец (теперь Украина в моде)?! Патриотизм – пожалуйста, вот счет за эфир (с патриотизмом бороться сложнее). Любовь к Родине? Ах, бросьте. Любовь к Родине – плохая сентиментальность по Шершеневичу. До чего дошло – с экрана в программе «Времена» слышу поучения «человека с западной душой» (по его же выражению) В. Познера, призвавшего в свидетели масона и декабриста, объявленного, кстати, за подобные воззрения в 1836 году сумасшедшим, Чаадаева: «Прекрасная вещь – любовь к отечеству, но есть еще нечто более прекрасное – это любовь к истине… Любовь к родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур». Можно было добавить: «Не через родину, а через истину ведет путь на небо» («Апология сумасшедшего», 1837), и так далее. Но тогда нужно было бы привести и мнение Пушкина, высказанное в письме Чаадаеву (хоть и по другому поводу годом раньше): «…я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора – меня раздражают, как человек с предрассудками – я оскорблен, но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, какой нам Бог ее дал». Вот почему Есенин, «мечтая о могучем даре // Того, кто русской стал судьбой…», «бронзой прозвенел», воспевая родину, а не абстрактную истину. Потому что Родина и есть Истина. Вот почему тело Есенина трижды обносили вокруг памятника Пушкину. Потому что их объединял русский гений, неотделимый от щемящей любви к родным пределам. Вот почему они оба стали «любезны народу», и никакие познеры и швыдкие не смогут заставить нас это забыть. Вот скажите мне, читатель, почему «человек с западной душой» вещает, как раньше, не на Западе? Я вам отвечу. На Западе ему некого учить православным русским ценностям да и просто не позволят. А здесь, наоборот, здесь – это миссия апостасийной культуры. Вот почему Валентин Распутин не ведет такой программы? Потому что он будет мешать. Как мешал Сергей Есенин.

Защити меня, влага нежная,

Май мой синий, июнь голубой.

Одолели нас люди заезжие,

А своих не пускают домой.

Сейчас борьба продолжается. Не против «заезжих людей», а против «заезжих идей». Прежде всего против создания постмодернистских симуляций искусства. Искусство, и прежде всего поэзия, как эстетическое переживание само по себе уже мало кого интересует. Интересует бюргерский гешефт от искусства, чтобы был «знак» моды, блеска, денег, всего того, что составляет успех. Остальное – мешает. Такой знак уже не обменивается на означаемое. Петросянщина и сердючкиновщина уже не обмениваются на душу – только на деньги. Россию разложили не коммерцией, а именно гешефтмахерством в культуре, разорвав ее на элитарно-заумно-изнервленное эстетство, с одной стороны, и масскультуру уровня каменного века – с другой. Ни одно, ни тем более другое никоим образом не призваны воспитывать в народе… да вообще ничего не воспитывать, а призваны делать из нас нацию потребителей, душевных бюргеров, плебеев (по Троцкому), которые смеются от рассказов, кто и как пукнул и кто кого с кем застал в постели, и какое тут может быть разделение народов и духовное своеобразие. Поэтому вместо юмора – жрачка, вместо песен – хит-коктейль, настоенный на сексуальном сиропе, вместо поэзии – рифмогонство ни о чем, кроме как о себе самом пришипишихся в «своих» редакциях поэтменов и поэтледи. Только наивный человек может полагать, что это просто пена неподцензурной творческой свободы. Это – осознанная политика насаждения уже и так одолевшей нас «идеи» потребления. Места раздумьям, гордости и тоске, любви и ненависти там просто не предусмотрено. Последний бастион для душ – Пушкин, Есенин, Высоцкий и вся Великая Русская Литература. Сколько раз Есенин вдалбливал собеседникам: «Основная тема моей поэзии – Россия! Без этой темы я не был бы поэтом. Мои стихи национальны…» И еще: «Поэт может писать только о том, с чем органически связан». Вот почему Есенин растворен в крови каждого истинно русского человека – потому что, говоря словами Ильина, утвердил национальное духовное единство. «Гений есть тот творческий центр, который оформляет духовную жизнь и завершает духовное творчество своего народа; этим он оправдывает жизнь своего народа перед Богом и потому и перед всеми остальными народами истории – и становится истинным зиждителем родины…»