– Не за что, – ответила она. – Мне очень приятно иметь дело с вашими детьми. Они просто замечательные!

– Правда?.. – Эйми улыбнулась. – Впрочем, я и сама знаю, что они замечательные, – тут же поправилась она, – но… Черт!.. Я смотрю, как ты с ними возишься, и спрашиваю себя: почему я не могу так же? Почему я не могу быть с ними такой же доброй, терпеливой и ласковой, как ты? Наверное, ты особенная… Ты особенная, Бетти Дин, слышишь? – Она тряхнула головой. – Вот что я тебе скажу: к чертям собачьим испытательный срок, забудь об этом. Нет, серьезно!.. Я готова принять тебя на постоянную работу. С понедельника ты будешь на твердом окладе, о’кей?

Бетти кивнула.

– Спасибо.

Внезапно Эйми наклонилась вперед и нежно поцеловала Бетти в щеку.

Бетти напряглась, но продолжения не последовало. Эйми лишь убрала с ее лица упавшие на него волосы и погладила по голове.

– Спокойной ночи, милая Бетти, – сказала она. – Увидимся утром.

Еще несколько мгновений Эйми мечтательно вглядывалась в ее лицо, потом коротко потрепала по плечу и на цыпочках вышла из комнаты.

Утром Бетти проснулась с ощущением, что ночной визит Эйми ей просто приснился.

Сама Эйми спустилась вниз только после одиннадцати. Она только что приняла душ и была одета в винтажное летнее платье и шлепанцы. Золотисто-каштановые волосы Эйми были заплетены в две аккуратные косы, но покрасневшие глаза и дрожащие руки выдавали ее состояние: после вчерашнего она еще не пришла в себя. Увидев сквозь стеклянную кухонную дверь, что Бетти с детьми вышли в сад поиграть в песочнице, Эйми направилась к ним.

– Доброе утро, мои очаровательные крошки! – проговорила она, держа в одной руке чашку крепчайшего кофе, а в другой – флакончик таблеток от головной боли. – Доброе утро, Бетти!

Бетти жизнерадостно улыбнулась в ответ.

– Доброе утро!

– Как тебе спалось в незнакомом месте?

– Прекрасно. Дети меня почти не будили. Около трех Астрид проснулась, и я дала ей бутылочку. Акация проснулась в четыре – ей что-то приснилось, и она хотела, чтобы я немного с ней посидела. Ну а в четверть шестого меня разбудил Донни – ему приснилось, что пора вставать.

– Тебе не позавидуешь. – Эйми пожала плечами и, поморщившись, приняла сразу две таблетки, запив кофе.

– Ничего страшного. Честно говоря, я думала, что будет хуже.

– Ты просто чудо, Бетти, – заявила Эйми и покосилась на таблетки, словно раздумывая, не принять ли еще парочку. – Настоящее чудо!.. Я что, собственно, хотела сказать… Сегодня мы с детьми едем обедать к Кейт, – ты ее вчера видела, – так что в половине первого ты можешь пойти домой.

Бетти снова улыбнулась.

– О’кей, – сказала она.

– О’кей, – эхом отозвалась Эйми и вернулась в дом.

1921

«Дорогая Лилиан!

Я хотела бы написать, что мне тебя очень не хватает, но никакие слова не могут передать того, что́ я чувствую на самом деле. Каждый день и каждый час я отчаянно скучаю по всем вам, за исключением, быть может, твоих младших братьев. Еще я скучаю по Лондону, по автобусам, экипажам и таксомоторам, по блеску реклам и даже по лондонскому чаду и копоти. Я скучаю по Мину́, по нашим веселым вечеринкам и музыке. Особенно мне не хватает музыки. Как ты понимаешь, здесь у нас ничего такого нет и в помине.

Как вы все поживаете? Как строительство вашего нового дома? Боюсь, что пройдет много времени, прежде чем он будет готов и вы сможете туда вернуться. С другой стороны, ваша нынешняя квартира в Гайд-парке достаточно хороша, чтобы вы смогли прожить в ней столько, сколько нужно, не терпя никаких неудобств.

Простите меня за то, что я уехала так внезапно, ни с кем не попрощавшись. Зато теперь, когда я далеко, я могу рассказать тебе о причинах моего исчезновения. После концерта в клубе я случайно подслушала разговор Годфри с одной девушкой. Речь шла об их еще не родившемся ребенке. Девушка хотела вернуть деньги, которые Годфри дал ей, чтобы «решить этот вопрос», а когда он спросил, что случилось, она ответила: «я просто не могу». Я понимаю эту бедняжку лучше, чем кто бы то ни было, и ты знаешь – почему. Именно по этой причине я бросила Годфри без всяких объяснений: в конце концов, мне он ничего не должен, а эта бедная девушка всего лишь поступает так, как считает правильным. Я никого не обвиняю и ни на кого не сержусь, но я должна была сделать так, чтобы Годфри был свободен и мог обойтись с этой девушкой, как того требует простая порядочность. Если бы я не исчезла, он чувствовал бы себя связанным, а теперь… теперь ничто не мешает Годфри стать законным отцом своего ребенка.

Вот так я снова оказалась там, откуда начинала почти два года назад. Впрочем, мама, кажется, только рада, что я вернулась. С каждым днем лондонская жизнь становится все больше похожа на прекрасный сон. Мое паломничество в столицу было лишь небольшим дивертисментом, не способным нарушить мерный ритм того, что обычно зовут реальной жизнью. Всего лишь слабый всплеск на поверхности могучего потока, который скоро исчезнет без следа. Жизнь идет как предначертано, и ни один человек не в силах этого изменить. Ни один!..

Впрочем, Лилиан, у меня есть к тебе просьба. Если можешь, постарайся поддерживать связь с Годфри. Мне хочется знать, как у него дела, счастлив ли он, родился ли его ребенок без осложнений и все такое… Надеюсь, он выйдет из того сложного положения, в котором очутился, как минимум с достоинством. Напиши мне обо всем, что узна́ешь, ладно? Насколько мне известно, оркестр пробудет в Лондоне до конца лета, так что времени у тебя будет достаточно. Видишь ли, я все еще очень его люблю и, наверное, буду любить до конца моей жизни.

С любовью и наилучшими пожеланиями вам всем,

Преданная вам,

Арлетта».

* * *

«Милая Арлетта!

Как все это ужасно! Слава Богу, теперь я знаю, что заставило тебя так внезапно уехать, и хотя мне не хочется этого признавать, в глубине души я понимаю, что ты поступила совершенно правильно. Бедный Годфри! Бедная ты! Бедный ребенок! Я уверена, что все должно было бы быть совершенно иначе!

Что касается Годфри, то я действительно видела его на прошлой неделе, когда мы с Мину ходили на выступление братьев Лав в «Голубой бабочке». Годфри показался мне очень печальным – глаза у него были как у выброшенного на улицу спаниеля. Даже не передать, как мне его жалко!

После концерта я поговорила с ним. Я рассказала ему, что́ ты мне написала, и добавила, что у тебя все в порядке. О ребенке он ничего не говорил, но я, кажется, видела ту девушку, о которой ты говорила. Она сидела в уголке за кулисами и что-то вязала из белой шерсти. Я почти уверена, что это была именно она; впрочем, Годфри ее не представил.