Господи, Арлетта, как же это все печально! Ты только не отчаивайся – не зря же говорят, что печаль и радость рядом ходят. Будет и на твоей улице праздник!

У нас все хорошо. Боюсь, что наш новый дом еще долго не будет готов. Каждый раз, когда я навещаю Филиппа, я захожу на него взглянуть, но это очень тяжело.

Я ужасно тебя люблю, Арлетта.

Вечно твоя,

Лилиан».

* * *

«Дорогая Лилиан.

Спасибо за письмо. Извини, что не писала так долго – мама захворала, у нее ужасный бронхит, и в последние несколько недель я только и делала, что ездила к ней в санаторий и обратно. Слава Богу, что я была здесь, когда это у нее началось, иначе все могло бы закончиться гораздо плачевнее. С каждым днем я все больше убеждаюсь, что, вернувшись на остров, приняла правильное решение. Впрочем, должна тебе признаться: иногда, когда я вспоминаю Годфри, я очень злюсь на весь мир, на маму и на то, как несправедливо все устроено.

Пожалуйста, напиши мне о себе, о твоей семье, о Годфри. Напиши как можно скорее!

Твоя Арлетта».

* * *

«Дорогая Арлетта!

Начну, пожалуй, с хорошей новости. Филипп сделал мне предложение (наконец-то!), и я сказала – да! Теперь я совсем скоро стану миссис Люв. Мне ужасно нравится это мое имя, хотя оно и очень короткое. Но как это звучит – Лилиан Люв! В сентябре мне исполнится двадцать, и мы сразу поженимся. Возможно, мы даже совместим вечеринку по случаю моего дня рождения с приемом в честь нашего бракосочетания. В общем, если твоя мама к тому времени поправится, а идея снова посетить Лондон не будет вызывать у тебя слишком сильных отрицательных эмоций, – приезжай! Это будет просто замечательно, если ты приедешь. Я уверена, праздник будет просто великолепный, такой, что надолго запомнится всем нам. Именно такой праздник необходим всем нам после тех несчастий, которые мы перенесли.

Годфри я, к сожалению, не видела. Насколько мне удалось узнать, оркестр наконец-то возобновил гастроли, и он куда-то уехал. Мину разговаривала с ним пару недель назад, и он упомянул о своей новой девушке, которая ждет ребенка. По его словам, ребенок должен родиться в ноябре. К сожалению, Мину не стала его расспрашивать, так что никаких подробностей я не знаю. Годфри, впрочем, интересовался, как твои дела. Мину утверждает, что он по-прежнему выглядит очень печальным, зато его музыка звучит теперь еще проникновеннее, чем прежде.

Моя мама передает твоей маме привет и пожелания скорейшего выздоровления.

Твоя Лилиан».

* * *

«Милая Лилиан!

Когда я прочитала твое письмо, я буквально прыгала от радости! Филипп показался мне замечательным молодым человеком, а из тебя выйдет очаровательнейшая маленькая женушка! Должна сказать, что ему с тобой очень повезло: ты еще молода, но уже знаешь, как вести хозяйство. Только не давай ему тобой командовать, хорошо? Интересно было бы узнать, где вы будете жить. Я уверена, это будет просто божественное супружеское гнездышко – красивое и удобное. Вам обоим очень повезло, что вы нашли друг друга, и я очень за вас рада. Постараюсь приехать к вам на свадьбу, хотя обещать ничего не могу. Впрочем, можешь не сомневаться, что я очень, очень постараюсь приехать.

Тебя, наверное, интересуют мои дела. О, как бы мне хотелось написать, что рана в моем сердце заживает и что я меньше скучаю по Годфри, но увы!.. Это было бы неправдой. Мама и ее знакомые наперебой знакомят меня с самыми лучшими (и по местным меркам они действительно хороши) молодыми людьми, но стоит мне увидеть их унылые лица и представить, какой убогой, пустой, скучной жизнью они живут (большинство из них никогда не покидало остров), как мне хочется буквально визжать от злости. Порядочность, воспитание, кое-какой капиталец – все это у них есть, но мне этого мало. Мне хочется большего. Мне нужно больше! Иногда мне даже начинает казаться, что, сколько бы я ни прожила, в глубине души я всегда буду знать, что это «большее» прошло мимо меня, затерялось в суете и хаосе жизни, и я уже никогда не смогу вернуть те золотые деньки, которые я провела в Лондоне. Но тут уж ничего не поделаешь – придется смириться и доживать свою жизнь, не слишком сожалея об упущенном.

С наилучшими пожеланиями,

Арлетта».

1995

– Можно войти?..

Прижавшись ухом к двери своей квартиры, Бетти ожидала ответа.

– Входи, я одет! – крикнул изнутри Джон.

Она повернула в замке ключ и вошла. Джон, одетый в белую рубашку поло и джинсы, лежал на диване. Его недавно вымытые волосы были еще влажны и торчали во все стороны. Он смотрел телевизор, на экране которого известный телеведущий, которого Бетти только вчера видела на вечеринке у Эйми, с пристрастием допрашивал Луизу Уэнер из «Спящего»[49].

Бетти рассмеялась.

– Он вчера был у Эйми в гостях, – сказала она, показывая на экран. – Редкостный придурок.

Джон посмотрел на нее с легким интересом.

– А она там была? – спросил он, показывая на Луизу.

Бетти покачала головой, и Джон театрально вздохнул.

– Жаль.

Бетти снова улыбнулась и направилась в кухонный уголок.

– Как насчет чая?

– Давай я! – Джон вскочил.

– Нет, – сказала она. – Сиди. Ты еще нездоров.

– Я поправляюсь, – ответил он.

– Тем более нужно беречься, – возразил Бетти, наполняя чайник.

Джон со вздохом опустился обратно на диван.

– Слушай, – сказал он, – я тут подумал… На улице прекрасная погода, а я ужасно благодарен тебе за все, что ты для меня сделала. Мне бы хотелось тебя как-то отблагодарить, скажем – пригласить на ланч. Собственно говоря… – Он слегка покраснел. – Я взял на себя смелость кое-что купить. Давай устроим пикник? – Поднявшись, Джон открыл дверцу холодильника. – Ты любишь суси?..

Бетти пожала плечами.

– Не знаю. Никогда не пробовала.

– Думаю, тебе понравится. Еще я купил бутылку шампанского.

– Но ведь тебе же нельзя пить!

Джон презрительно осклабился.

– Шампанское – это не выпивка, – сказал он. – Во всяком случае, так считается в тех местах, откуда я родом. Ну и еще кое-что к шампанскому… копченая лососина, бублики с сыром и… – Джон достал из холодильника маленькую стеклянную баночку. – …И немного икры.

Бетти моргнула.

– Ничего себе! – только и сказала она.