– Как вы поступали с пленными немцами?

– Как они с нами, так и мы с ними, один раз расстреляли немцы 400 русских, мы также отобрали 400 человек из немцев, вывели и расстреляли. И все, а так относились к немцам, как бы сказать, по-людски, негативное отношение было только к эсэсовцам, поэтому они прятались, снимали с себя шинели и выбрасывали. А вот к освобожденным из плена бельгийцам и французам у нас было хорошее, по-настоящему товарищеское отношение.

– Какое в войсках было отношение к старшим офицерам?

– Я видел Жукова в Берлине, на параде Победы, там подбирали людей для Москвы. Нормальный человек, порядочный. А вот с Чуйковым столкнуться не пришлось. О Жукове же в войсках говорили одно – это хороший командир, его бросали на самые опасные, ответственные участки фронта.

– Как складывалось взаимоотношение с мирным населением в Польше, Германии?

– Мирное население в Польше нас встречали хорошо, как освободителей, а немцы постоянно пробовали, есть ли рога под касками. И сильно удивлялись, когда не находили рогов на голове, говорили: «А нам сказали, что у вас всех рога, вас бояться надо!»

– Отправляли посылки домой из Германии?

– Да, когда мы взяли Берлин, нам разрешили запаковать в посылку 8 кг и послать домой, но что я, солдат, если Жуков, понимаешь, эшелоны домой отправлял, я же нашел ящичек, барахлом каким-то наполнил, уже не помню чем, и отправил. А так трофеи собирали, было дело, у нас у каждого в карманах часов было по несколько штук, это была настоящая разменная монета, все ведь менялись между собой.

– Что было самым страшным на фронте?

– Для меня, например, бессонница, точнее, все хотели спать, кушать у нас было, а вот спать не хватало. Как-то раз нас, 10 человек, послали штаб охранять, в километре от штаба проходила дорога, мы стояли рядом, а мои солдаты еле идут, спать хотят. Пришли на пост, обстановка вроде ничего, все спокойно, тогда я приказал: «Вы все ложитесь и спите, а я буду ходить возле деревьев, и никому места не уступим». Вот я хожу, а ребята спят, тут вдруг кто-то тихо зовет: «Иван, Иван». А автомат у меня висит на дереве, я безоружный, смотрю – фрицы. Ну, все, думаю, попался я, труба дело, они меня поймали, а ребят расстреляют сейчас. И тут фриц говорит: «Иван, мы в плен пришли». Немцев оказалось тоже немного, 11 человек, я быстро позвал: «Миша и Володя, а ну сюда». Те близко лежали, быстро подбежали ко мне, я распорядился забрать оружие у немцев. Фрицев же предупредил: «Сложите все оружие, и наше командование будет с вами хорошо обращаться!» Немцы все выполнили, мы их повели в штаб, где доложили, что привели 11 немцев. Там обрадовались, спрашивают: «Где это вы их нахватали?» Я ответил: «Мы их не хватали, они к нам сами пришли!»

– Как мылись, стирались?

– Как кто мог, но, конечно, вши были. Боролись с ними так: в баню заходит человек 12, и в бочку специальную одежду бросают, там вода кипяток, пары выходят, по полчаса она лежит, и все вши погибают. Но что сказать, я вшей чтобы так сильно не замечал, не до них было.

– Были ли какие-то приметы, предчувствия?

– Я, например, все время чувствовал, что война вот-вот закончится, уже конец, видно, как немцы отступают, в плен сдаются. Скоро-скоро все закончится. Это поддерживало сильно, причем такое чувство было не только у меня, а у всех. А когда в Германию вступили, вот там мы и слышали, что «Гитлеру капут!» Это все немцы начали говорить, когда шли в плен.

– Как кормили?

– Кормили хорошо, обычно на 100 человек котел большой варится, и первое, и второе, и даже третье. Мяса много, в котел постоянно нарезалось. И потом, мы же не дураки, знали, где у немцев в домах стоят сухие фрукты, варенья в банках. Но было и такое, что немцы специально протыкали шприцем банки, чтобы нас отравить. Тогда мы делали так: кто-то съел одну или две банки, если плохо стало, сразу медиков вызывали. Кормили 2–3 раза в день, причем бывало, что спим уже, а нас будят кушать. Мы тогда отмахивались, какое там кушать, дайте поспать. Кроме того, при вводе частей в прорыв обязательно выдавался сухой паек, в него входило: сухари и консервы, сахар. Консервы в основном были наши, там одни кости, но выжить можно.

– Наших убитых как хоронили?

– Как положено, в яму положим и закопаем. Но по-разному, было и такое, что не успевали похоронить, оставляли следующим за нами частям.

– Женщины у вас в части были?

– Были, отношение к ним было нормальное, по-простому. Это у нас, у солдат, а вот офицеры уже по-другому, они говорили так – иди сюда, романы пытались с ними заводить. У нас в батальоне были связистка и медсестра, а чем они занимались, кто их знает, я был молодой, 20 лет, не задумывался над этим.

– Встречались ли вы со случаями применения немцами нашего оружия?

– Да, надо сказать, что немцы очень любили наши пушки, захватывали их и использовали против нас.

– Получали ли солдаты какие-нибудь деньги на руки?

– Нет, потому что на войне основные деньги одни – это патроны. И мы всегда стремились набирать патроны, про деньги и разговоров никаких не было.

– Приходилось ли вам воевать с власовцами?

– Было дело. При пленении я у них спрашивал: «Чего ты поступил во власовцы?» В основном отвечали одно: «Чтобы жизнь сохранить». Но они разные были, кое-кто и до смерти за немцев сражались, приковывали себя к позициям. Что уж скрывать, против нас до миллиона власовцев сражалось. С пленными власовцами поступали по-разному: кого расстреливали, кого отпускали.

– Выделяли ли вы по национальности тех, против кого воевали?

– Несмотря на конец войны, мне пришлось столкнуться как с частями румын, так и венгров, но они были слабее фрицев, если немцы до последнего сражаются, то эти быстро позиции бросают. Явно слабее немцев были.

– Что помогало выжить на фронте?

– Храбрость русского солдата. Это была основа основ нашей Победы.

– Ваше отношение к комиссарам?

– Положительное. С замполитом сталкивался часто, он приходил, рассказывал о событиях, что ждет нас впереди, как обстоят дела на фронте, в мире, на Родине, они важную роль выполняли, замполиты в войсках сильно нужны были.

– С особистами не сталкивались?

– Однажды довелось. Подошел ко мне как-то особист, отвел в сторонку и сказал: «Расскажи или напиши о своем командире роты». Имелось в виду что-нибудь плохое, недостатки какие-либо указать. А я плохого о командире не слышал, отказался наотрез. Больше он ко мне не подходил.

– С бывшими военнопленными не встречались?

– Часто приходилось. Я спрашивал, чего они в плен попали, и, ясное дело, то контузия, то ранение. Таких людей строили в колонны, назначали старшего солдата или офицера из их числа, требовали у него документы. Далее он отводил свою колонну в какое-либо село, там ему документы вернут. Он выполнял все, а там никто ничего не возвращал, начинались для них проверки.