дел,

На тех, кто вашей вотчиной законной,

В чем пастыри[1559] повинны, завладел.

145 Там, племенем нечистым отрешенный,[1560]

Покинул я навеки лживый мир,

Где дух столь многих гибнет, загрязненный,

148 И после мук вкушаю этот мир».

ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ

1 О скудная вельможность нашей крови!

Тому, что гордость ты внушаешь нам

Здесь, где упадок истинной любови,

4 Вовек не удивлюсь; затем что там,

Где суетою дух не озабочен,

Я мыслю — в небе, горд был этим сам.

7 Однако плащ твой быстро укорочен;

И если, день за днем, не добавлять,

Он ножницами времени подточен.

10 На «вы», как в Риме стали величать,[1561]

Хоть их привычка остается зыбкой,

Повел я речь, заговорив опять;

13 Что Беатриче, в стороне, улыбкой

Отметила, как кашель у другой[1562]

Был порожден Джиневриной ошибкой.

16 Я начал так: «Вы — прародитель мой;

Вы мне даете говорить вам смело;

Вы дали мне стать больше, чем собой.

19 Чрез столько устий радость овладела

Моим умом, что он едва несет

Ее в себе, счастливый до предела.

22 Скажите мне, мой корень и оплот,

Кто были ваши предки и который

В рожденье ваше помечался год;

25 Скажите, велика ль была в те поры

Овчарня Иоаннова,[1563] и в ней

Какие семьи привлекали взоры».

28 Как уголь на ветру горит сильней,

Так этот светоч вспыхнул блеском ясным,

Внимая речи ласковой моей;

31 И как для глаз он стал вдвойне прекрасным,

Так он еще нежней заговорил,

Но не наречьем нашим повсечасным:

34 «С тех пор, как «Ave» ангел возвестил

По день, как матерью, теперь святою,

Я, плод ее, подарен свету был,

37 Вот этот пламень, должной чередою,

Пятьсот и пятьдесят и тридцать крат

Зажегся вновь под Львиною пятою.[1564]

40 Дома, где род наш жил спокон, стоят

В том месте, где у вас из лета в лето

В последний округ всадники спешат.[1565]

43 О прадедах моих скажу лишь это;

Откуда вышли и как звали их,

Не подобает мне давать ответа.

46 От Марса к Иоанну,[1566] счет таких,

Которые могли служить в дружине,

Был пятой долей нынешних живых.

49 Но кровь, чей цвет от примеси Феггине,

И Кампи, и Чертальдо помутнел,[1567]

Была чиста в любом простолюдине.

52 О, лучше бы ваш город их имел

Соседями и приходился рядом

С Галлуццо и Треспьяно ваш предел,[1568]

55 Чем чтобы с вами жил пропахший смрадом

Мужик из Агульоне[1569] иль иной

Синьезец,[1570] взятку стерегущий взглядом!

58 Будь кесарю не мачехой дурной

Народ, забывший все, — что в мире свято,

А доброй к сыну матерью родной,

61 Из флорентийцев, что живут богато,

Иной бы в Симифонти поспешил,[1571]

Где дед его ходил с сумой когда-то.

64 Досель бы графским Монтемурло[1572] слыл,

Дом Черки оставался бы в Аконе,[1573]

Род Буондельмонти бы на Греве[1574] жил.[1575]

67 Смешение людей в едином лоне

Бывало городам всего вредней,

Как от излишней пищи плоть в уроне.

70 Ослепший бык повалится скорей

Слепого агнца; режет острой сталью

Единый меч верней, чем пять мечей.

73 Взглянув на Луни и на Урбисалью,[1576]

Судьба которых также в свой черед

И Кьюзи поразит, и Синигалью,[1577]

76 Ты, слыша, как иной пресекся род,

Мудреной в этом не найдешь загадки,

Раз города, и те кончина ждет.

79 Все ваше носит смертные зачатки,

Как вы, — хотя они и не видны

В ином, что длится, ибо жизни кратки.

82 Как берега, вращаясь, твердь луны

Скрывает и вскрывает неустанно,

Так судьбы над Флоренцией властны.

85 Поэтому звучать не может странно

О знатных флорентийцах речь моя,

Хоть память их во времени туманна.

88 Филиппи, Уги, Гречи видел я,

Орманни, Кателлини, Альберики —

В их славе у порога забытья.

91 И видел я, как древни и велики

Дель Арка и Саннелла рядом с ним,

Ардинги, Сольданьери и Бостики.[1578]

94 Вблизи ворот, которые таким

Нагружены предательством, что дале

Корабль не может плавать невредим,[1579]

97 В то время Равиньяни обитали,

Чтоб жизнь потом и графу Гвидо дать,

И тем, что имя Беллинчоне взяли.[1580]

100 Умели Делла Пресса управлять;

И уж не раз из Галигаев лучший

Украсил позолотой рукоять.[1581]

103 Уже высок был белий столб,[1582] могучи

Фифанти, те, кто кадкой устыжен,[1583]

Саккетти, Галли, Джуоки и Баруччи.

106 Ствол, давший ветвь Кальфуччи,[1584] был силен;

Род Арригуччи был средь привлеченных

К правлению, род Сиции почтен.

109 В каком величье видел я сраженных

Своей гордыней![1585] Как сиял для всех

Блеск золотых шаров непосрамленных![1586]

112 Такими были праотцы и тех,

Что всякий раз,