сына встретил,

В чем высшая нас уверяет муза,

Когда его в Элисии заметил.[1530]

28 «О sanguis meus, о superinfusa

Gratia Dei, sicut tibi cui

Bis unquam coeli ianua reclusa?»[1531]

31 Так этот свет; внимательно к нему я

Возвел глаза; потом возвел к моей

Владычице, и здесь, и там ликуя:

34 Столь радостен был блеск ее очей,

Что мне казалось — благодати Рая

Моим очам нельзя познать полней.

37 А дух, мой слух и зренье услаждая,

Продолжил речь, но смысл был так глубок,

Что я ему внимал, не понимая.

40 Он не нарочно мглой себя облек,

А поневоле: взлет его суждений

Для цели смертных слишком был высок.

43 Когда же лук столь жарких изъявлений

Был вновь ослаблен, так что речь во всем

Сошла до нашей умственной мишени,

46 То сразу же я различил потом:

«Благословен в трех лицах совершенный,

Столь милостивый в семени моем!»

49 И дальше: «Голод[1532] давний и блаженный,

Той книгою великой[1533] данный мне,

Где белое и черное нетленны,

52 Ты в этом, сын мой, утолил огне,

Где говорю я, и да восхвалится

Та, что тебя возносит к вышине!

55 Ты веруешь, что мысль твоя стремится

Ко мне из Первой[1534] так, как пять иль шесть

Из единицы ведомой лучится;[1535]

58 И ты вопрос не хочешь произнесть,

Кто я, который больше, чем вся стая

Счастливых духов, рад тебя обресть.

61 Ты в этой вере прав: здесь обитая,

Большой и малый в Зеркало[1536] глядят,

Где видима заране мысль любая.

64 Но чтоб любви, которой я объят,

Бессонно зрящий, и всегда взволнован,

Как сладкой жаждой, не было преград,

67 Пусть голос твой, уверен, смел, нескован,

Мне явит волю, явит мне вопрос,

Которому ответ предуготован!»

70 Тогда я к Беатриче взор вознес;

Та, слыша мысль, улыбкой отвечала,

И, окрыленный, мой порыв возрос.

73 Я начал так: «Вы — те, кому предстало

Всеравенство[1537]; меж чувством и умом

Для вас неравновесия не стало;

76 Затем что в Солнце, светом и теплом

Вас озарившем и согревшем, оба[1538]

Вне всех подобий в равенстве своем.

79 Но мысль и воля[1539] в смертных жертвах гроба,

Чему ясна причина вам одним,

В своих крылах оперены особо;

82 И я, как смертный, свыкшийся с таким

Неравенством, творю благодаренье

За отчий праздник сердцем лишь своим.[1540]

85 Тебя молю я, в это украшенье

Столь дивно вправленный топаз живой,

По имени твоем уйми томленье».

88 «Листва моя, возлюбленная мной

Сквозь ожиданье, — так он, мне в угоду,

Ответ свой начал, — я был корень твой».

91 Потом сказал мне: «Тот, кто имя роду

Дал твоему[1541] и кто сто с лишним лет

Идет горой по первому обводу,[1542]

94 Мне сыном был, а им рожден твой дед;[1543]

И надо, чтоб делами довременно

Ты снял с него томительный запрет.[1544]

97 Флоренция, меж древних стен,[1545] бессменно

Ей подающих время терц и нон,[1546]

Жила спокойно, скромно и смиренно.

100 Не знала ни цепочек, ни корон,

Ни юбок с вышивкой, и поясочки

Не затмевали тех, кто обряжен.

103 Отцов, рождаясь, не страшили дочки,

Затем что и приданое, и срок

Не расходились дальше должной точки.

106 Пустых домов назвать никто не мог;

И не было еще Сарданапала,

Дабы явить, чем может стать чертог.

109 Еще не взнесся выше Монтемало

Ваш Птичий Холм, который победил

В подъеме и обгонит в час развала.[1547]

112 На Беллинчоне Берти[1548] пояс был

Ременный с костью; с зеркалом прощалась

Его жена, не наведя белил.

115 На Нерли и на Веккьо[1549] красовалась

Простая кожа, без затей гола;

Рука их жен кудели не гнушалась.

118 Счастливицы! Всех верная ждала

Гробница,[1550] ни единая на ложе

Для Франции[1551] забыта не была.

121 Одна над люлькой вторила все то же

На языке, который молодым

Отцам и матерям всего дороже.

124 Другая, пряжу прядучи, родным

И домочадцам речь вела часами

Про славу Трои, Фьезоле и Рим.

127 Казались бы Чангелла[1552] между нами

Иль Сальтерелло[1553] чудом дивных стран,

Как Квинций иль Корнелия — меж вами.[1554]

130 Такой прекрасный, мирный быт граждан,

В гражданственном живущих единенье,

Такой приют отрадный был мне дан

133 Марией,[1555] громко призванной в мученье;

И, в древнем вашем храме восприят,

Я Каччагвидой стал в святом крещенье.

136 Моронто — брат мне, Элизео — брат;

Супругу взял я из долины Падо;[1556]

Отсюда прозвище ее внучат.[1557]

139 Я следовал за кесарем Куррадо,[1558]

И мне он пояс рыцарский надел,

Затем что я служил ему, как надо.

142 С ним вышел я, как мститель злобных