— Мимара, — прошептал Ахкеймион.

От радости она закусила губу. В глазах блеснули слезы.

Но он оттолкнул ее, слабо дернул ногой по гравию.

— Хора, — прохрипел он и в тоске откинул голову назад.

Мимара как-то совсем позабыла про нее, хотя «слеза Бога» давила грудь, как смертный грех. Словно возникнув силой обращенной на нее мысли, внезапная пустота затянула в себя из горла весь голос.

— Это ад! — панически завопил Поквас, как будто проснулся. Стоя на одном колене, он опирался на свою кривую саблю. — Мы забежали слишком далеко — слишком глубоко!

Он опустил лоб на эфес.

Сарл сжал кулаками виски, схватился за грязные седые волосы. На морщинистой, как из веревок сплетенной коже старческого лица неумолимо проступало беспомощное детское выражение. Сарл смеялся, стиснув зубы, и рыдал.

— Но это правда! — с мечущимися вытаращенными глазами закричал Ксонгис. Стоять на ногах остались только он и лорд Косотер. В колеблющемся волнами воздухе их фигуры теряли материальность и казались тоненькими, как деревца. Оба были перепачканы в грязи и шранкской крови.

— Это не ад, — сказал Капитан.

— А что же это?! — хохоча, выкрикнул Сарл, покачиваясь, как вдова у погребального костра мужа. — Вы только посмотрите! Посмотрите на это! — Он ткнул кривыми пальцами в сторону страшного зрелища.

Меч Капитана вдруг, сверкая, выпрыгнул из ножен. Кончик клинка дотронулся до непристойной ямочки под подбородком у сержанта, пошевелил жесткие волоски. Сарл еще раз качнулся, увлекая вслед за собственной шеей блестящую сталь, и неподвижно застыл.

— Это — не ад, — отрезал Капитан.

— Почему? Откуда ты знаешь? — крикнул Галиан.

— Потому, — сказал ветеран священных войн таким ледяным голосом, что звук, казалось, осядет туманом или морозом. — Я бы помнил.

Дернувшись, как змея, он оцарапал морщинистую щеку сержанта и пошел прочь, пробираясь через завалы к дальнему углу уступа. В головокружительной отвесной стене была вырезана лестница.

Несколько мгновений охотники глядели, как он спускается. Никто не говорил и не двигался. Потом через окружающий гул прорвалось тявкание, и все глаза разом взметнулись наверх к туннелю.

Вскрикивая и воя, шранки посыпались, как вши из уха мертвеца. Клирик погиб, поняла Мимара, и от ужаса все внутри опустилось.

Кил-Ауджас умертвил своего последнего оставшегося в живых сына.

Мимару несла вперед сила, сотканная из единого лишь страха. Девушка старалась не отставать от Галиана и Сомы, которые вдвоем поддерживали едва живого волшебника. Они бежали, как потерявшиеся люди, негодующие больше на судьбу, чем на своих врагов. Опасность была смертельной и опасность была совсем рядом, но Мимара то и дело останавливалась и хватала воздух ртом, не выдерживая непрекращающегося головокружения. Слева тянулась стена, звала за собой, пошатывалась…

Бескрайнее огненное озеро мерцало сверкающим блюдом на дне огромной пещеры, изрытом неровностями, как сердцевина трухлявого дерева. Базальтовые лица в вышине окутывал жар; их почерневшие поверхности окаймлял красный, как бычья кровь, отблеск. Там, где камень низко склонился к раскаленной поверхности, в многочисленных гротах огонь стекал со стен потоками. Горячий воздух вздымался над колышущимися волнами. Всплески огня распространяли вокруг себя сияние высотой с неприступные башни Момемна.

Они и впрямь забежали слишком далеко и слишком глубоко. Они миновали оболочку Мира, войдя во внешние пределы Ада. Другого объяснения нет…

Не потерявшиеся — проклятые.

Лорд Косотер ждал их на первой лестничной площадке, по-прежнему держа в руке обнаженный меч. Мимара посмотрела на верхний пролет лестницы, куда был устремлен взгляд Капитана. Толпы шранков разливались по уступу, на котором всего несколько мгновений назад находился отряд, и беззастенчиво рубили друг друга, чтобы просочиться на узкую лестницу. Из-под низко нависающих глыб видно было, как из туннеля, как из рога, высыпаются новые и новые сотни шранков. Их белые лица порозовели от адского зарева. Вперед протиснулся первый из башрагов. Рев пещеры сливался с их пронзительными криками, добавлял к их какофонии свои громовые звуки.

Поза Капитана говорила сама за себя. Избавления не будет. Осталась только смерть и безжалостное возмездие.

Здесь стояли насмерть Шкуродеры.

— Мы все знали, что этим кончится! — кричал и хихикал Сарл. Рана у него на щеке кровоточила и ухмылялась кровавым ртом. — Ад и голые! Ад и шранки, ребятки!

Ахкеймиона сгрузили на ступеньки сразу под лестничной площадкой. Те, кто не побросал щитов, образовали новый строй, пять человек в шеренгу, протянувшийся от стены пещеры до обвалившегося края площадки. Шранки ринулись к ним с перекошенными от злобы и неутолимого голода мордами. Несколько голых свалились за край лестницы, унося свой крик вниз, в пелену огня.

Лорд Косотер схватил Мимару за плечо свободной рукой.

— Разбуди его, девочка! — приказал он, не спуская глаз с дикой размахивающей руками лавы, которая вот-вот должна была обрушиться на них. Он не стал договаривать фразы: разбуди волшебника, иначе мы погибли.

Мимара присела на корточки рядом с Ахкеймионом. Струпья соли отвалились, и кровь лила по ободранной коже щеки, но колдун снова провалился в забытье. Жара изматывала, и в какой-то момент голова закружилась так, что Мимара чуть не упала навзничь — и упала бы, если бы неожиданно ее не схватил за руку сам Ахкеймион.

Она изумленно посмотрела на него. Испуганная радость ожгла и тотчас же погасла от его безумного взгляда.

Трясущиеся губы натужно задвигались.

— Эсми? — воскликнул он.

— Акка! Шранки идут… Только ты можешь нас спасти!

— Разве ты не видишь, женщина? Он — дунианин! Он пробуждает нас лишь для того, чтобы погрузить в еще более глубокий сон! Он заставляет нас любить!

— Акка! Послушай меня!

— Происхождение! Наши корни выдают истину! — Его лицо исказила ярость, настолько злобная, что Мимаре стало неловко за него, несмотря на охватившую ее панику. — Я докажу тебе! — прорычал он.

Мимара цепенела, постепенно понимая…

— Акка.

Послышалось звериное тявканье. Голова сама повернулась назад.

— Подвинься! — пророкотал Поквас, протискиваясь между своими товарищами, чтобы встать в первых рядах. Идущие вверх ступени превратились в мешанину машущих клинков и визжащих морд. Твари карабкались вниз, как изголодавшиеся обезьяны. Те из них, что шли первыми, спрыгнули, не дойдя нескольких ступеней до чернокожего охотника, и обрушились на него сверху. Его огромная кривая сабля описала круг, и начался грозный танец. Тело и меч двигались в безупречной гармонии друг с другом. Ржавые клинки разлетались вдребезги. Раскалывались грубые щиты. Отлетали отрубленные конечности. Танцор меча не убивал — он собирал смертельную жатву, голося на своем странном зеумском языке. Кровь брызгала на потрескавшиеся стены, пачкала ступени, струями стекала через край вниз.