По моим щекам стекают слёзы от страшной муки в его голосе.

– И что в итоге? Твоя любовь ей не нужна. Ей нужна свобода. Свобода от тебя. Свобода от ада, в котором её заперли. Свобода. Жизнь. Она хочет жить и готова ради этого отказаться от тебя. А ты кричишь. Кричишь и просишь её не оставлять тебя. Она вроде бы слышит и понимает. И ты снова надеешься на то, что вот-вот она очнётся и обнимет тебя, но он всё разрушает. Он входит и приказывает тебе убраться подальше от неё. Она его! Его! Не твоя! Его! Ты кричишь, лупишь его, чтобы он отпустил тебя и дал шанс узнать, что такое настоящая любовь и ласка, позволил ощутить, ведь этого было так мало. Мизер, по сравнению с тем, что она дарила ему. Ты винишь его в том, что она тебя не любит. Она любит его и постоянно думает о нём, а не о тебе. О тебе никогда. А потом… она внезапно подлетает к тебе и обнимает, словно просыпаясь на несколько минут, и целует тебя в шрамы, которые сама же и нанесла. И он это видит. Слышит, что она обещает тебя любить больше всех в этом мире. Он слышит, и его это злит. Злит, что она обещает любить тебя, а не его. – На лице Лазарро пробегают сотни эмоций. Он бросает на меня угасающий взгляд и касается пальцем длинного шрама на щеке.

– Он наказывает, Белоснежка. Он наказывает не её, не себя, а меня. Наказывает за то, что никогда не услышит от неё этих слов. Наказывает за то, что я был ей ближе, чем он. Наказывает. Его кулак ударяет по лицу, и перстень разрезает кожу так глубоко, что оставляет раны намного болезненнее, чем просто шрамы. Она кричит. Дышать невозможно. Страшно очень. Появляется Амато и орёт на него, отталкивая в сторону от меня и от матери. Амато её любил… любил по-настоящему. Он поставил крест на своей жизни, став евнухом ради верности ей. Женщине, которая принадлежала другому. Он жил мечтами о том, что мы семья. Он. Я. Мама. Нет этого ублюдка. Нет его. Только мы. Она у всех нас отняла надежду на лучшее. Амато был в трауре двенадцать лет, затем взял из приюта Бруну, увидев в ней женщину, которую потерял. Он искал её среди всех вокруг. Молча. Как я. Он ошибся, а я нет. Ты сама пришла ко мне. И он тебя возненавидел, потому что ты, Белоснежка, намного сильнее, чем она. Ты можешь выжить, а она не смогла. – Лазарро делает шаг ко мне, и я вся напрягаюсь, хлюпая носом. Мне уже достаточно тайн этой семьи. Достаточно боли Лазарро и сожаления о смерти Амато. Достаточно агонии и жестокости вокруг. Но я не могу уйти. Я не в силах двинуться, когда Лазарро проводит внешней стороной ладони по моей мокрой щеке.

– Она просто не захотела. Суть была не в тебе, Белоснежка, а во мне. Амато считал, что я тоже предал её память, как и отец. Он наказал меня. Он мстил мне за предательство обещания, которое я давал на её могиле в день похорон отца. Я клялся, что ни одна женщина больше не пройдёт её путь. Ни одна в нашей семье. На мне наш род сдохнет. Прекратит существовать. Я клялся и нарушил всё. Он это знал. Он и Бруну нашёл, чтобы я был кем-то занят. Он искал женщину, которая даст мне минимально необходимое для жизни, но мне нужно больше. Я хочу всё. Хочу узнать то, чего она меня лишила. Дай мне это. Дай мне это. – Лазарро хватает меня за затылок и рывком притягивает в свои руки. Задерживаю дыхание.

– Дай мне это. Посмотри на меня. Ты знаешь, какой я. Ты знаешь, что лучше я не стану. Не принимай меня. Откажись от меня. Возненавидь меня. Живи. Подальше от меня. Закончи свою жизнь достойно. – Он касается моих губ своими, горячими и сухими. Он клеймит меня, причиняя боль гораздо большую, чем от воздействия физической силы. Он разрывает моё сердце, показывая настоящее лицо убийцы. Это его исповедь. Это его тайны. Это его душа. И мне так больно. Мне так тяжело чувствовать глубокие шрамы на его сердце, которые я никогда не зашлифую. Они всегда будут с ним. Это гнилая почва его сути. Её никогда не изменить и не возродить. Она изъедает его и когда-нибудь убьёт окончательно.

– Мне так хреново, Белоснежка, в этой жизни, – произносит он, упираясь лбом в мой.

– Ты не один, Лазарро. Мы закапывали его вместе. Ты и я. Мне не стыдно за то, что я сделала. Не стыдно за то, что я помогала тебе. Мне стыдно за то, что не сразу поняла, что ты на самом деле хочешь. Пойдём. Пойдём со мной, – отклоняюсь назад и беру его за руку. Он шатается. Его взгляд хоть и трезвый, но алкоголь проник в кровь. Я веду его к кровати.

– Ложись. Всё хорошо. Ложись, – шёпотом приговариваю, помогая ему забраться в постель. Он всё понимает и устало прикрывает глаза.

– Завтра будет новый день. Новые возможности. А прошлое пусть останется в этой ночи. – Ложусь с ним рядом. Обнимаю его за голову и прижимаю к себе.

– Не важно, кто и кого любил в то время. Важно, кто тебя любит сейчас. Не живи прошлым, Лазарро. Оно уничтожает тебя, превращая в зверя, которого ты ненавидишь. У всех людей есть сердце, даже у убийц. Нужно только вовремя остановиться, чтобы оно не превратилось в камень. Твоё живое. Я знаю. А он… отец твой недостоин такой памяти. Мы справимся. Вместе. Твои шрамы для меня прекрасны. Они отражение твоей силы. Выносливости. Человечности. И я не откажусь от тебя. Я не смогу. Я твоя, Лазарро. Из всего бесконечного множества одиноких людей у тебя есть я. Всегда.

– Клянёшься? – Он поднимает голову и внимательно смотрит на меня.

– Клянусь, – мягко улыбаясь, провожу ладонью по его гладкой щеке.

– Я противен…

– Да, зачастую так и есть. Ты вульгарен. Ты извращён. Ты вспыльчив. Ты безумен. Ты живой. Это живые эмоции, Лазарро. Их не стоит стыдиться. Меня ты тоже научил не волноваться о том, как я выгляжу рядом с тобой или с другими людьми. Может быть, я никогда не смогу быть такой же жестокой, как ты, но смогу убить, если кто-то попытается это сделать с тобой. Я смогу. Ты считаешь, что женщина – это лишь шлюха, которая только и умеет, что раздвигать ноги. Но женщина может и разорвать в гневе. Ты не встречал таких, кто будет рвать ногтями человеческую кожу за боль, которую причинили важному для неё мужчине? Её мужчине. Единственному во всём мире. Женщина тоже может защищать своё, Лазарро. Не каждая. Но я смогу. Клянусь и в этом. Я научусь ради выполнения своего обещания быть любой. Не обстоятельства меняют нас, а люди. Каждый из них своим присутствием незримо задевает нас плечом и толкает на разные пути. Эти пути важны. Это опыт, как ты когда-то говорил. Опыт, чтобы стать лучше. И ты тоже сможешь, если захочешь. Ты намного сильнее, чем думаешь сам. Морально.

– Меня сейчас стошнит, – кривится он, дёргая меня вниз, и я охаю, оказываясь подмятой под него.

– Терпеть не могу эти грёбаные ночи, – добавляя, он крепко прижимает меня к себе.

– В них столько тайн. Столько боли. В них так интересно жить. Я ненавижу их. Я боготворю их. Ты другая ночью. Честная. Ты моя. А солнце убивает всё… ты дёргаешься в моих руках, кричишь о насилии, сопротивляешься мне. Ты реже улыбаешься днём, – сонно бормочет он.

– Ты боишься солнца. Не бойся его.

– Я ничего не боюсь, Белоснежка.

– Врёшь, но так красиво. Ты боишься. Боишься многого. Себя боишься и меня тоже. Но так мы узнаём друг друга, и это прекрасно. В любом проявлении твоих эмоций. И… свидание мне не понравилось. Прости. Мне ты больше нравишься вот такой. Откровенный. Горький. Пряный. Мой, – целую его в шрам на подбородке. Лазарро улыбается с закрытыми глазами.