— Уильям наверху, — сказал Ральф, как только Кассандра немного пришла в себя. — Сейчас приведу его.

Ральф был счастлив и хотел, чтобы и все вокруг тоже были счастливы. Однако в памяти Кассандры были еще свежи воспоминания о гневной дядюшкиной отповеди: разволновавшись, она сказала, что хочет оставить дом как можно скорее. Но была не в состоянии это сделать — даже если бы Ральф с Кэтрин знали, куда ее отвести. Здравомыслие, покинувшее Кэтрин недели две назад, по-прежнему отказывалось прийти ей на помощь, она лишь спросила: «А где твой багаж?» — ей смутно помнилось, что возможность аренды жилья как-то связана с достаточным количеством багажа.

— Я его потеряла, — ответила Кассандра.

Этот ответ подсказал Кэтрин выход.

— Потеряла?.. — повторила она и устремила на Ральфа взгляд, которым обычно сопровождаются клятвы верности до гроба, а не беседы о столь незначительных вещах. В ее взгляде читалось: как хорошо, что ты есть на свете!

Кассандра заметила этот взгляд и ответный — Ральфа, и ее глаза наполнились слезами. Она запнулась на полуслове и хотела было вновь вернуться к разговору об аренде жилья, но в этот момент Кэтрин, многозначительно переглянувшись с Ральфом, сняла с пальца кольцо с рубином и протянула его Кассандре:

— Думаю, оно тебе будет впору.

Но окончательно убедил Кассандру в том, что она не ослышалась, Ральф, который взял руку Кэтрин — теперь без кольца — и сказал:

— Скажи, что ты рада за нас!

Кассандра расплакалась от счастья. Помолвка Кэтрин с Ральфом избавила ее от множества страхов, теперь ее совесть была чиста, а пошатнувшаяся было вера в Кэтрин теперь оказалась полностью восстановлена. В ее глазах Кэтрин теперь даже больше, чем прежде, заслуживала восхищения, как некое существо, стоящее выше всего земного и одним своим присутствием придающее нашему бытию — да и всему миру вокруг — новый, возвышенный смысл. А в следующую минуту она сравнила собственную судьбу с их — и вернула кольцо.

— Я не возьму его, пока Уильям сам мне его не предложит, — сказала она. — Пусть оно пока останется у тебя, Кэтрин.

— Уверяю тебя, все хорошо, — сказал Ральф. — Дай только рассказать Уильяму…

И, несмотря на протесты Кассандры, уже направился к двери, когда та распахнулась и в комнату с улыбкой вошла миссис Хилбери. Возможно, ее предупредила прислуга, а может, подсказало чутье, позволявшее угадывать, когда и где именно требуется ее помощь.

— Кассандра, дорогая! — воскликнула она. — Как я рада, что ты к нам вернулась! Удивительное совпадение. Уильям пришел, чайник выкипает, а я думаю: «Где же Кэтрин?» — иду ее искать — и нахожу Кассандру!

Она была довольна, словно доказала наконец что-то важное, хотя остальные явно недоумевали.

— Я нашла Кассандру! — повторила миссис Хилбери.

— Она опоздала на поезд, — пояснила Кэтрин, заметив, что Кассандра не в силах произнести ни слова.

— Так всегда бывает в жизни, — задумчиво проговорила миссис Хилбери, рассматривая портреты, развешанные на противоположной стене, — один поезд упустишь, другой поймаешь…

Но тут она прервала свою речь и заметила, что чайник, вероятно, уже безнадежно выкипел.

Воображение Кэтрин нарисовало ей гигантский чайник, затапливающий дом потоками пара и кипятка, чайник — квинтэссенцию всех домашних обязанностей, которыми она легкомысленно пренебрегла. Она торопливо взбежала по лестнице в гостиную, Ральф пошел за ней, а миссис Хилбери обняла Кассандру и повела следом. Там они увидели Родни, созерцающего чайник с легкой обеспокоенностью, но в то же время с таким отсутствующим видом, как будто катастрофа, нарисованная воображением Кэтрин, уже свершилась. Никто не стал ничего объяснять, никто никого не стал поздравлять, Кассандра и Родни сели как можно дальше друг от друга, всем своим видом показывая, что они здесь ненадолго. Но миссис Хилбери не заметила их смущения или решила не обращать на него внимания, а может, подумала, что еще не время вмешиваться, — и начала рассказ о поездке на могилу Шекспира.

— Бескрайние земли, бескрайние воды, и над всем этим витает возвышенный дух, — мечтательно произнесла она и начала бессвязное лиричное повествование о закатах и рассветах, о великих поэтах, и о том, что дух возвышенной любви, о которой они писали, жив и по сей день, и ничего не меняется, и век грядущий наследует веку прошедшему, и смерти нет, и всем суждено встретиться в сиянии вечности… Казалось, миссис Хилбери забыла о присутствующих. Но внезапно она легко и естественно спустилась с заоблачных вершин и перешла к тому, что занимало всех в настоящем.

— Кэтрин и Ральф, — проговорила она, как бы проверяя созвучие имен, — Уильям и Кассандра.

— Но я в крайне неловкой ситуации, — встревоженно начал Уильям. — Я не должен здесь находиться. Вчера мистер Хилбери велел мне покинуть этот дом, и я не собирался возвращаться. Мне следует…

— Мне тоже неловко, — быстро добавила Кассандра. — После всего, что дядя Тревор наговорил вчера вечером…

— Из-за меня вы оказались в ужасном положении, — торжественно произнес Родни, поднимаясь, и Кассандра тоже встала. — Не получив согласия вашего отца, я не должен был даже говорить с вами, тем более в доме, где мое положение… — Тут он взглянул на Кэтрин и на миг смутился: — Где мое поведение было чрезвычайно предосудительным и недопустимым. Я все объяснил вашей матушке, Кэтрин, и она попыталась великодушно убедить меня, что своим поступком я никому не причинил вреда… Вы убедили ее, что мое поведение, такое эгоистичное и самолюбивое… эгоистичное и самолюбивое, — повторил он, словно оратор, забывший текст.

В Кэтрин в это время боролись два сильных чувства. Она старалась не смеяться над Уильямом, который произносил столь официальную речь, стоя по другую сторону стола, и одновременно пыталась не заплакать при виде такого детского, наивного и честного отношения, бесконечно трогательного. Ко всеобщему удивлению она встала, протянула ему руку и сказала:

— Тебе не в чем себя упрекнуть. Ты всегда, всегда был так… — И тут слезы навернулись ей на глаза и побежали по щекам, а Уильям, необычайно тронутый, схватил ее руку и поднес к губам.

Никто не заметил, что именно в этот момент дверь приоткрылась и в гостиную заглянул мистер Хилбери. Он окинул представившуюся ему сцену взглядом, полным раздражения и укоризны, и исчез прежде, чем кто-либо успел его заметить. Отступив в коридор, мистер Хилбери попытался собраться с мыслями и решить, что делать дальше. Было совершенно очевидно, что жена перепутала все его назидания и вовлекла участников скандала в пренеприятнейшую ситуацию. Мистер Хилбери помедлил еще немного, а затем распахнул дверь во второй раз, стараясь произвести как можно больше шума. Все присутствующие успели вернуться на свои места; они смеялись над чем-то и заглядывали под стол, так что его появления никто не заметил.

Раскрасневшаяся Кэтрин выпрямилась и воскликнула:

— Все, хватит, это был мой последний театральный жест!