В мае Никифор был уже на Востоке, став во главе восточных фем.

«Между тем как полки сходились, он обучал находившихся при нем ратников военным действиям и ежедневными занятиями воспламенял и усиливал их мужество; учил их делать круговые движения во всех доспехах при звуке труб, при громе бубен и при звоне кимвалов, прыгать на коней, стрелять в цель из луков и ловко бросать копья…»

Хотя Никифор давал всем понять, что его ближайшая цель — идти в Сирию и продолжать войну против мусульман, но многие понимали, что на этот раз он более заинтересован тем, что происходило в столице, и что в этих видах не спешил двинуться далее Кесарии. Находясь в постоянных сношениях с императрицей и с преданными ему в Константинополе людьми, Никифор хорошо был осведомлен, что паракимомен употребляет все средства, чтобы лишить его командования и выставить против него такого соперника, который бы мог равняться с ним по военной славе и популярности. Имя Иоанна Цимисхия, в первый раз упоминаемого здесь писателями в качестве уже весьма популярного и заслуженного генерала, будет часто встречаться на ближайших страницах, а потому находим уместным сказать о нем несколько слов. Иосиф Вринга вступил с Иоанном Цимисхием в сношения на тот конец, чтобы побудить его устранить с дороги Никифора Фоку и самому занять его место.

Цимисхий происходил из родовитой армянской фамилии и по матери был в родстве с Никифором Фокой. Кроме того, тот и другой были братьями по оружию, так как оба приобрели известность и военный опыт на одном и том же театре военных действий. В последнем походе, столь прославившем имя Никифора, Цимисхий был под его непосредственным начальством и во многих случаях победы над арабами одержаны были именно Цимисхием. Но это нисколько не отразилось на их взаимных отношениях. И в настоящее время Цимисхий, в качестве стратига фемы Анатолики, находился в непосредственном подчинении Никифора. Вот почему, получив письмо Иосифа Вринги, предоставлявшее ему главное командование восточными войсками и обвинявшее Никифора Фоку в государственной измене, Цимисхий не решился стать на путь военной революции, указываемой ему паракимоменом, а, напротив, немедленно сообщил о положении дел своему начальнику и убедил его принять соответствующее обстоятельствам решение. Иоанн Цимисхий и другой стратег, Роман Куркуа, настойчиво советовали Никифору объявить себя императором и с преданным ему войском идти в Константинополь. Таким образом, 3 июля 963 г. в лагере под Кесарией Никифор был провозглашен императором при деятельном участии Иоанна Цимисхия, Романа Куркуа и Никифора Ексакионита.

«Зная непостоянство и неверность счастия, вражду и жестокость Иосифа, — говорит историк, желающий оправдать поступок Никифора, — он пренебрег прежнею присягою, предпочитая всему — безопасность».

Это замечание относится к данной присяге перед сенатом и патриархом, что он не будет иметь притязаний на царскую власть. После акта провозглашения новый император поспешил в соборную церковь Кесарии, где принял благословение от митрополита. Иоанн Цимисхий как верный союзник и преданный сотрудник в происшедшем перевороте награжден был саном магистра и званием доместика восточных схол, которым был облечен сам Никифор, другие стратиги фем также получили награды или повышения. В то же время были разосланы приказы всем стратигам фем и подчиненным им начальникам отдельных частей немедленно занять укрепления, защищающие вход в Черное море и Дарданеллы, дабы в Константинополь не могли быть доставлены ни военные подкрепления, ни продовольствие.

Приказав затем войску идти на Константинополь, он отправил вперед епископа Евхаитского Филофея с письмом к патриарху и паракимомену в котором, уведомляя их о провозглашении его царем восточными войсками и о скором прибытии в Константинополь, выражал намерение править государством именем наследников престола до их совершеннолетия и требовал признания совершившегося переворота, в противном же случае угрожал военными действиями. Хотя Иосиф Вринга поставил столицу в такое положение, чтобы она могла защищаться, призвав для этого бывшую в Константинополе гвардию и македонские фемы, но это не остановило Никифора, который 9 августа показался в виду Константинополя со своими передовыми отрядами. Заняв без сопротивления Хрисополь на азиатской стороне Босфора, он расположил свой главный стан в Иерии — летнем дворце императоров, построенном в местности нынешней Моды (Фенер-бакче), откуда начал сношения со своими приверженцами в Константинополе. В городе началась смута. Чтобы ослабить партию Никифора, правительство в лице паракимомена стало преследовать родственников его; большой вред правительственной партии нанесен был преследованиями престарелого отца Никифора, магистра Варды Фоки, который нашел убежище в церкви св. Софии и возбудил к себе общее сочувствие. В Константинополе началось народное движение, руководимое врагами правительства и приверженцами Никифора Фоки, между последними особенно важную услугу Никифору оказал евнух Василий, незаконный сын Романа Лакапина, занимавший важные государственные должности при Константине VII. Известный нам Вринга сменил его в звании паракимомена, отсюда объясняется его ненависть к тогдашнему правительству. Организовав вооруженный отряд, евнух Василий подверг грабежу и пожарам принадлежавшие Вринге имущества и приказал провозглашать на улицах города имя царя Никифора, Феофано и царевичей Василия и Константина. Затем, завладев флотом, стоявшим в Золотом Роге, Василий поспешил переправиться на азиатский берег, чтобы приветствовать Никифора, спокойно выжидавшего хода событий. В субботу, 15 августа, после окончательных переговоров со своими приверженцами Никифор нашел возможным назначить на следующий день вступление в столицу. Таким образом, состоялся триумфальный въезд Никифора, о котором легко составить себе понятие по данным, заключающимся в «Уставе» Константина (4). Никифор ранним утром 16 августа переправился на царском дромоне из дворца Иерии на европейский берег и высадился в Эвдомоне, где состоялся прием его представителями сената и народа и патриархом. Отсюда торжественная процессия направлялась к Золотым воротам и потом главной улицей города до св. Софии. Определенное упоминание Эвдомона как предместья Константинополя, куда приставал царский корабль и откуда шествие направлялось к главным воротам города, дает достаточные основания к заключению, приобретающему господство в науке, что Эвдомон должен находиться в местности нынешнего селения Макрикей (5).

В храме св. Софии патриарх Полиевкт совершил помазание Никифора на царство и венчал его царской короной. Новый император пожаловал щедрые награды наиболее близким лицам. Отца своего он возвел в сан кесаря, брата Льва Фоку наградил саном куропалата и магистра, Иоанн Цимисхий был назначен доместиком восточных схол со званием магистра, евнух Василий, столь успешно ведший интригу против Иосифа Вринги, получил звание проедра, или председателя сената. В то же время Никифор снисходительно отнесся к своим врагам и, вопреки господствовавшему в то время обычаю, не запятнал казнями и жестокими наказаниями свое торжественное вступление на престол, ограничившись ссылкой могущественного паракимомена Иосифа Вринги в отдаленную Пафлагонию, где он и умер в безвестности через 10 лет. Трудней выяснить его отношение к царице Феофано, вдове Романа II. Нельзя сомневаться, что переворот в пользу Никифора совершился не без ведома и согласия императрицы, но положительных известий об этом не сохранилось в летописи. Напротив, у позднейших, правда, писателей, как Зонар и Глик, выдвигается та мысль, что первым делом нового царя было распоряжение удалить царицу Феофано из дворца: ей указано-было поселиться в замке Петрий, в нынешнем Фанаре, где она и содержалась в течение целого месяца. Все заставляет, однако, думать, что это была временная мера, вызванная желанием уступить общественному мнению, которое подозревало уже о заранее условленном соглашении между Никифором и царицей. Состоявшееся через месяц, именно 20 сентября 963 г., бракосочетание между царицей-вдовой и новым царем в знаменитой Новой церкви, построенной и богато украшенной основателем Македонской династии, показало, что предосторожности не были излишни. Патриарх Полиевкт, совершив бракосочетание, запретил императору на один год входить в алтарь под угрозой лишить его причащения. Это было весьма прискорбным и неожиданным для Никифора обстоятельством, тем более для него оскорбительным, что практически Церковь не относилась так строго ко второму браку, как это хотел показать патриарх. Пущен был, кроме того, слух, что этот брак и потому не может быть допущен Церковью, что Никифор был восприемником детей Романа и Феофано и находился, следовательно, в духовном родстве с царицей. Против этого нарекания, которое давало в руки патриарха весьма сильное оружие и даже налагало на него обязательство расторгнуть брак, Никифор защищался самым решительным образом. Он обратился к решению духовного суда, составленного им самим из нескольких епископов, бывших тогда в Константинополе, и из присоединенных к ним членов сената, и поручил ему разрешение дела о канонических правилах, препятствующих законности заключенного им брака. Суд нашел возможным вполне удовлетворить царя: с одной стороны, было им выяснено, что закон, воспрещающий браки между лицами, состоящими в духовном родстве, принадлежит еретику Константину Копрониму и, следовательно, может считаться необязательным для Никифора, с другой стороны — придворный священник Стилиан под клятвой заявил, что Никифор не крестил детей Романа и Феофано; эту клятву подтвердил и отец императора, кесарь Варда Фока. Рассказанные обстоятельства, хотя и не имевшие важных последствий благодаря принятым Никифором решительным мерам, все же не могли не оставить в нем неприятных воспоминаний и, может быть, имели свою долю влияния в дальнейшей его церковной политике.