Неожиданные последствия этого шагалишьусугубили дело. Когда Авит все еще находился у вестготов, вандалы под предводительством Гейзериха отплыли от берегов Северной Африки, и в скором времени их полчища уже находились на подступах к Риму. Не в последнюю очередь эта экспедиция имела своей целью погромы и грабеж, однако у нее существовали и более основательные мотивы. В рамках политики дипломатии, последовавшей за крушением попыток Аэция отвоевать Северную Африку, Гунерих, старший сын короля вандалов Гейзериха, был обручен с Евдокией, дочерью Валентиниана III. Однако после своего прихода к власти Петроний Максим, стремясь придать больше легитимности своему режиму, выдал Евдокию за собственного сына Палладия. Таким образом, нападение вандалов на Рим было совершено еще и с целью отомстить за нанесенное оскорбление (как считал Гейзерих) и, пользуясь случаем, сыграть свою важную роль в имперской политике. Узнав о приближении вандалов, Максим «пришел в ужас, вскочил на коня и умчался. Императорские телохранители и те свободные люди из его окружения, которым он особенно доверял, покинули его, ате, кто видел его бегство, ругали и поносили его за малодушие. Когда он уже почти выехал из города, кто-то метнул камень, попал ему в висок и убил его. Толпа собралась вокруг тела, растерзала его на куски и с ликующими возгласами носила отдельные члены на шесте» (Prisc., fr. 30. 2).

Так 31 мая 455 г. закончилось правление Петрония Максима; он пробыл императором не более двух с половиной месяцев.

Когда столица империи была опустошена во второй раз, нанесенный ей ущерб был более серьезным, нежели в 410 г. Вандалы Гейзериха рыскали повсюду и грабили; захватив огромные сокровища и множество пленников, они вернулись в Карфаген, привезя с собой вдову Валентиниана III, двух ее дочерей и Гауденция, оставшегося в живых сына Аэция. Узнав об этом, Авит немедленно выдвинул собственные притязания на престол и провозгласил себя императором, все еще находясь при вестготском дворе в Бордо. Позднее, 9 июля того же года, его притязания были поддержаны группой галльских аристократов в Арле, а вскоре после этого Авит триумфально двинулся к Риму и начал переговоры с Константинополем о своем признании. Военачальники, стоявшие во главе римских войск в Италии, — Майориан и Рицимер, — были готовы признать его, поскольку опасались военной мощи вестготов, которая находилась в его распоряжении.

Так родился новый режим. В то время как западноримские императоры старались держать на почтительном расстоянии вестготов и других иммигрантов, вновь заявившая о себе варварская общность позиционировала себя как часть политического тела Западной империи. Впервые король вестготов сыграл ключевую роль в решении вопроса о наследовании императорского престола.

Необходимо подчеркнуть подлинное значение этого переворота. Чтобы без гуннов держать под контролем готов и других иммигрантов, переселившихся в пределы римского Запада, имперским властям не оставалось иного выбора, кроме как принять их в подданство. Источники пополнения войск в Западной Римской империи слишком оскудели, чтобы и далее можно было придерживаться курса на исключение иммигрантов из сферы имперской политики. Честолюбие, которое впервые проявили Аларих и Атаульф, а позднее Гейзерих, пожелавший женить своего сына на принцессе императорской крови, дало результаты. Современники вполне понимали значение поворота в политике, ознаменовавшегося возвышением Авита. С незапамятных времен в культурной традиции варвары (включая вестготов) изображались как «чужаки», неразумные и необразованные, как некая разрушительная сила, постоянно угрожавшая Римской империи. В этом смысле, что касается вестготов, к тому времени уже в течение целого поколения служивших в качестве «младших» римских союзников в Юго-Западной Франции, почва была достаточно хорошо подготовлена. Тем не менее одна лишь администрация Авита в полной мере отдавала себе отчет в том, что ее союз с вестготами не мог быть прочным. Нигде это понимание не отражено лучше, чем в произведениях Сидония, особенно в письме, написанном им в первые месяцы царствования Авита при дворе вестготского короля Теодориха II. Письма Сидония никак нельзя считать личными документами. Он писал их в расчете на то, что их содержание будет широко известно. Короче говоря, письма являлись для него отличным средством распространения его точки зрения среди единомышленников из числа галльских землевладельцев.

Адресованное сыну Авита, Агриколе, как описание жизни при вестготском дворе, это письмо начинается с портрета Теодориха: «В его телосложении Божья воля и замысел природы соединились вместе, для того чтобы одарить его высшим совершенством; его характер таков, что даже зависть, которая окружает государей, не в состоянии лишить его присущих ему добродетелей». Далее мы читаем о распорядке дня короля. Начав день с приема одного или двух просителей, он проводит утро, принимая посольства и разбирая судебные тяжбы; далее, после полудня он может поехать поохотиться, и в этом, как и во всем остальном, король превосходит всех. Вечером наступает время основной трапезы:

«Когда присутствуешь вместе с ним за обедом… там не увидишь безвкусного нагромождения потерявшего свой первоначальный цвет старинного серебра, подаваемого запыхавшимися слугами на прогибающиеся под его тяжестью столы; самым важным делом на собраниях такого рода является беседа. Яства вызывают восторг искусным приготовлением, а не ценой. Кубки наполняются через столь длительные промежутки времени, что возникает больше причин для жаждущего выразить свое недовольство, нежели для пьяного воздержаться от пития. Короче говоря, вы найдете там греческую изысканность, галльское изобилие и италийскую непринужденность наряду с достоинством государства, гостеприимством частного дома и установленным церемониалом королевского двора» (Apoll. Sidon. Epist. 1. 2).

Письмо заканчивается легкой шуткой в адрес короля. После обеда Теодорих любил сыграть партию в кости и бурно выражал свое негодование, если понимал, что его партнер позволил ему выиграть. С другой стороны, если бы вы захотели добиться расположения короля, замечает Сидоний, надо было дать ему выиграть, но так, чтобы он не понял, что вы ему поддались. Если оставить в стороне этот маленький пример снисходительности, то смысл письма Сидония в высшей степени очевиден. Теодорих II вовсе не являлся типичным образцом грубого варвара, раба своих страстей, приверженного к употреблению алкоголя с последующим притоком адреналина. Он был, по сути, «римлянином» в собственном смысле слова, человеком, который овладел способностью мыслить и самодисциплиной, подчинив свой двор и свою жизнь — строго говоря, всего себя — освященному временем римскому образцу. С Теодорихом можно было иметь дело. Я не знаю, какой на самом деле была жизнь при вестготском дворе, однако для того, чтобы объяснить сближение Авита с Теодорихом, последнего следовало представить как обладателя всех мыслимых добродетелей, и Сидоний сделал свое дело как нельзя кстати. Новый поворот в политике набирал темп. Варваров теперь представляли как «римлян» с целью обосновать тот неизбежный факт, что, поскольку и далее держаться от них особняком было невозможно, пришлось их инкорпорировать в политическую структуру Западной империи.

На первый взгляд это инкорпорирование чужеродного элемента не выглядело смертельным ударом по единству империи. Теодорих был в достаточной степени романизован, чтобы охотно подыгрывать имперской администрации; он понимал необходимость демонстрировать свои проримские чувства, чтобы оправдать собственные территориальные притязания. Тем не менее существовало два очень серьезных препятствия, которые делали римско-вестготский военный союз не таким полноценным, как можно было думать вначале. Во-первых, политическая поддержка никогда не оказывается просто так. Безусловно, Теодорих был рад поддержать Авита в его притязаниях на власть, однако он не без оснований ожидал чего-нибудь взамен. В этом случае награда, которой он желал, заключалась в предоставлении ему свободы рук в Испании, где, как мы видели, буйствовали свевы с тех самых пор, как в начале 440-х гг. Аэций переключил свое внимание на Дунайский регион. Просьба Теодориха была удовлетворена, и он немедленно направил в Испанию вестготскую армию под знаменами императора Авита, формально с целью прекратить бесчинства свевов. До сих пор, разумеется, когда вестготы появлялись в Испании, они всегда действовали вместе с римскими войсками. На этот раз Теодориху было разрешено поступать всецело по собственному усмотрению; в нашем распоряжении имеется аутентичное — испанское — описание того, что произошло далее. Как известно, вестготская армия разгромила свевов, захватив в плен и предав смерти их короля. Вестготы использовали любую возможность, — как во время собственно вторжения, так и входе операций по зачистке местности, которые начались позднее, — заполучить столько добычи, сколько они могли, захватив и разграбив в числе других города Брагу, Астурику и Паленцию. Готы не только разрушили королевство свевов, они не слишком-то постеснялись присвоить себе богатства Испании. Подобно Аттиле, Теодорих должен был ублажать своих воинов. Его решимость оказать поддержку Авиту основывалась на подсчете вероятных выгод, и доходная «увеселительная прогулка» в Испанию была одной из них.