Босс Джейн нахмурился и медленно покачал головой.

— Нет.

— Ну, кто бы мог подумать. Правильный ответ.

Ви направился к двери, ему хотелось выложить минное поле в мозгу парня, настроить все его невропатические каналы таким образом, что бы каждый раз, как только тот подумает о Джейн в сексуальном плане, то почувствует страх, тошноту или, может быть, разразится слезами, как девчонка. В конце концов, тренировка негативного импульса еще никому не мешала, если дело касалось депрограммирования. Но Ви не был Симпатом, так что будет затруднительно устроить подобное, не затратив на это кучу времени, и, кроме того, подобная забава, скорее всего, может привести к сумасшествию. Особенно, у людей с довольно сильным разумом, подобных Манелло.

Он бросил последний взгляд на своего соперника. Хирург смотрел на него с замешательством, но в его взгляде не было страха, темно-карие глаза были агрессивными и проницательными. Было трудно признать, но если бы не Ви, этот человек, возможно, стал бы неплохой парой для Джейн.

Ублюдок.

Вишес уже отвернулся, когда у него мелькнуло видение, такое четкое и ясное, как будто это уже произошло.

На самом деле, это не было видение. Это было одно слово. Что вообще не имело никакого смысла.

Брат.

Странно.

Ви очистил мозг доктора и дематериализовался.

Мэнни Манелло поставил локти на стол, потер виски и застонал. В голове пульсировала боль, и череп, казалось, превратили в эхокамеру. Мозг как будто распространял болезненные радиоволны. Случайные мысли кружились водоворотом, создавая ничего не значащую мешанину: он должен отвезти машину на сервис, нужно закончить изучение этих заявлений о виде на жительство, он не попадал на Сэма Адамса, бейсбольный матч перенести с понедельника на среду.

Забавно, но когда он думал об этой массе ничего не значащих мыслей, возникало ощущение, что вся эта бессмысленная мозговая деятельность… что-то за собой скрывала.

Без какой-либо причины в голове возник образ лилового вязаного одеяла, которое висело на спинке лилового дивана его матери в ее лиловой гостиной. Эту чертову вещь никогда не использовали для тепла, но никто не пытался от нее избавиться. Одеяло висело там лишь для того, чтобы скрыть пятна от франко-американских спагетти, которые уронил на диван отец. В конце концов, пятна можно было попробовать оттереть пятновыводителем «Резолв», но консервы содержали краситель номер пять, так что пятно не очень сочеталось с лиловым цветом дивана.

Как и это одеяло, рассеянные мысли прикрывали какое-то пятно, возникшее в его мозгу, но черт его подери, он не знал, что это было.

Мэнни потер глаза и взглянул на свои «Брайтлинг»[141]. Два часа ночи.

Пора идти домой.

Он уже собрался, но чувство, что он упускает что-то важное, не проходило, и он уставился на левый угол своего письменного стола. В груде документов образовался пробел, виднелась деревянная поверхность стола, там, где должна была быть целая куча бумаг.

Пустое место было размером с папку.

Отсюда что-то забрали. Он знал это. Он просто не мог понять, что именно, и чем сильнее он старался вспомнить, тем сильнее болела голова.

Он подошел к двери.

Проходя мимо ванной, он зашел внутрь и захватил пару бутылочек Мотрина[142].

Ему реально нужен отпуск.

Не лучшая его идея, подумал Фьюри, стоя в дверях спальни, располагающейся рядом с его комнатой, в особняке Братства. По крайней мере, все домочадцы тем или иным образом были заняты, поэтому ему пока не пришлось ни с кем иметь дело. Но, Боже мой, получался какой-то коллапс.

Черт.

Напротив него, на краю кровати, прижав занавеску к груди, сидела Кормия. Ее глаза были, словно два шарика в большой стеклянной банке. Она была настолько сбита с толку, что ему немедленно захотелось отправить ее обратно на Другую Сторону, но там ее ожидала участь не лучше этой. Он не хотел отправлять ее к Директрикс на расстрел.

Подобную пакость он терпеть не собирался.

— Если тебе что-нибудь понадобится, я буду рядом. — Он выглянул из проема, указывая налево. — Я предположил, что ты можешь остаться здесь на день или два и отдохнуть. Посвяти немного времени себе самой. Договорились?

Она кивнула, ее светлые волосы упали на плечи.

Без какой-либо на то причины, он обратил внимание, какого красивого цвета они были, особенно в тусклом свете прикроватной лампы. Оттенок напомнил ему полированную сосну, богатую, блестящую.

— Хочешь что-нибудь поесть? — спросил он. Когда она покачала головой, он подошел к телефону и положил руку на трубку. — Если ты проголодаешься, просто набери четыре звездочки, и попадешь на кухню. Тебе доставят, все, что пожелаешь.

Ее взгляд метнулся в сторону, затем вернулся к нему.

— Ты здесь в безопасности, Кормия. Ничего плохого с тобой не случится…

— Фьюри? Ты вернулся? — Голос Бэллы из-за двери звучал одновременно и удивленно, и с облегчением.

Его сердце остановилось. Затем громко стукнуло. Именно ей он боялся объяснить, что тут произошло. Даже больше, чем Рофу, черт подери.

Он взял себя в руки, прежде чем смог взглянуть ей в глаза.

— Да, я вернулся на некоторое время.

— Я думала, ты… о, привет. — Глаза Бэллы метнулись к нему, потом она улыбнулась Кормии. — Эм, меня зовут Бэлла. А ты…?

Когда ответа не последовало, Фьюри сказал:

— Это Кормия. Она Избранная, с которой я… связан. Кормия, это Бэлла.

Кормия встала и низко поклонилась, волосы упали почти до самого пола.

— Ваша светлость.

Рука Бэллы опустилась на живот.

— Кормия, приятно познакомиться. И, пожалуйста, в этом доме мы не соблюдаем формальности.

Кормия выпрямилась и кивнула.

Молчание затянулось длиною в шестиполосное шоссе.

Фьюри прокашлялся. Как неловко вышло.

Когда Кормия посмотрела на эту женщину, она уже знала всю историю, не услышав ни слова. Так вот почему Праймэйл ни с кем не встречался. Вот та женщина, которую он действительно хотел: эта нужда светилась в его взгляде, в его голосе, углубляющем интонации при обращении к ней, в его теле, которое выбрасывало заряды тепла, когда она была рядом.