женой, Агнес, которая работала у Луи официанткой. Она пила свой обычный ирландский кофе (Агнес и не подозревала, что бармены наливают ей кофе без кофеина, «чтобы не стимулировать врожденную болтливость», по выражению дяди Чарли). Быстрый Эдди вспоминал, как поставил на Агнес в споре, что она обгонит дядю Чарли на беговой дорожке. Быстрый Эдди утверждал, что Агнес станет носиться вокруг дяди Чарли кругами, а дядя Чарли поклялся, что пустит себе пулю в голову, если не сможет одолеть эту «курильщицу с заплетающимися ногами», так что они отправились на стадион возле старшей школы, и половина бара последовала за ними. Агнес, с накинутым на плечи полотенцем, затушила сигарету за мгновение до того, как Быстрый Эдди пальнул из стартового пистолета. (Каким образом у Быстрого Эдди оказался с собой стартовый пистолет, никто почему-то не спросил.) Дядя Чарли перегнал Агнес, но жестоко за это поплатился. Он валялся на траве, его рвало, и еще несколько дней он не мог прийти в себя.

Я подумал, что записать эту историю будет проще, чем «Странников». И сделал пометку на салфетке.

Питер, бармен, увидел, что я пишу. Из всех барменов в «Публиканах» он был самым добродушным. Будучи лет на десять старше, Питер относился ко мне снисходительно, как старший брат, который чувствует, что я что-то натворил, но еще не знает, что именно. У него был мягкий голос, мягкие карие глаза, мягкие темные волосы, но какой-то твердый внутренний стержень – честность? искренность? – отчего люди всегда поворачивались в его сторону, стоило Питеру заговорить. Даже когда он был полностью счастлив – а я не раз видел, как Питер смеялся до колик, – в облике его сквозила грусть. Если Питер заглядывал тебе в глаза, пусть и с улыбкой, ты словно слышал его мысли: Мы по уши в дерьме, пацан. Не будем обсуждать этого сейчас, да и вообще, не стоит погружаться в детали, но, не буду врать, мы по уши в дерьме. В баре, полном громогласных и обаятельных мужчин, Питер держался очень тихо, отчего казался еще привлекательнее.

– И что ты пишешь? – спросил он, подливая мне скотч.

– Заметки, – ответил я.

– Про что?

– Да так. Про бар.

Он не стал развивать эту тему. Вместо нее мы поговорили о новой работе Питера на Уолл-стрит, которую он получил через одного клиента из «Публиканов». Я был рад за него, но все же печалился, что мой любимый бармен теперь работает реже. Он продавал акции на полный день и обслуживал клиентов в баре по вечерам в субботу, чтобы подкопить деньжат для семьи. Растущей семьи. Его жена, сказал он, беременна.

– Да, – застенчиво признался Питер, – так уж получилось.

– То есть ты будешь отцом? – воскликнул я. – Поздравляю!

Я угостил его выпивкой.

– Так ты пишешь про наш бар? – спросил он, указывая на мою папку. – Можно?

Я согласился – в обмен на скотч.

– «Мотыльки и шелковые трусики»? – удивился Питер. – Название интригующее.

– Это Кольт мне его подсказал.

– Кольт ходит в шелковых трусах?

– Да нет же! Господи боже! Откуда я знаю?

Я смотрел, как Питер читает, подмечая каждую гримасу на его лице, каждое движение брови. Закончив, он передал мне страницы и оперся о барную стойку. Поморщился. Лицо у него стало еще грустней, чем обычно.

– Очень плохо, – сказал он. – Но что-то в этом есть.

Я сказал Питеру, что идеи и темы кружатся у меня в голове, как ароматы от гриля Луи – у меня в квартире, неуловимые и неотступные. Сказал, что уже готов сдаться.

– Это будет ошибкой, – ответил он.

– Почему?

Я давал ему возможность сказать, что у меня талант. Но Питер этого не сделал. Он ответил просто:

– Потому что сдаться – всегда ошибка.

– Что у вас тут? – поинтересовался дядя Чарли.

– Ты знал, что твой племянник пишет про «Публиканы»? – спросил Питер.

– Я думал, то, что здесь говорят, должно оставаться в тайне, – буркнул дядя Чарли. Вроде бы в шутку.

– Парнишка – обычный графоман, – вставил Кольт. – Наверняка все дело в «ворди-горди».

– Дай-ка сюда, – сказал дядя Чарли.

– Ага, давай посмотрим, – поддержал его Боб-Коп.

Питер отдал дяде Чарли мои страницы, и дядя Чарли, закончив читать, передавал их по одной Бобу-Копу, а тот Спортсмену, и так далее.

– У меня не хватает шестой, – жаловался Спортсмен.

– У кого девятая? – вопрошал дядя Чарли.

– У меня, – отвечал Питер. – Не гони лошадей.

Глядя, как вся эта бригада вчитывается в мой текст, передавая его по бару, я принял важное решение. Парни из «Публиканов» станут моими редакторами. Если редакторы в «Таймс» пытаются меня «приземлить», я лучше обращусь к бару. Каждый субботний вечер я буду передавать свежие тексты Питеру и остальным. Это будет мой срок сдачи. Моя собственная обучающая программа.

Это решение ознаменовало перемену в наших отношениях с баром и придало им новое звучание. Мы и раньше шли в «Публиканы» поделиться своими историями, обменяться ими, передать дальше свой опыт, так что просыпались по утрам