Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Татьяна, не стесняясь своей наготы, встала, схватила сигарету и потребовала огня. Кто-то из охранников поднес ей зажигалку. Она прикурила и направилась в туалетную комнату. До глубокой ночи труп Яниса должен был находиться в ее каюте, поэтому она торопилась выбраться оттуда.
Стоя под душем, Татьяна старалась не переживать, а думала о том, как эффектно все получилось. И главное, Павел собственными глазами увидел, на какую жертву она способна пойти во имя благородной цели.
Кровь Яниса легко смывалась потоками воды, и казалось, что все случившееся — всего лишь один из дублей заурядных съемок.
Глава двадцать четвертая
Апостолос машинально тасовал карты, сидя у стола в кают-компании. Павел курил возле открытого окна. Между ними восседал в своем кресле-каталке Лефтерис.
— Странный народ эти русские, — печально произнес Апостолос. — Граф, объясни, у вас все такие?
— Нормальная реакция человека, оберегающего свою собственность, — пожал плечами Павел.
— Хороша реакция! — горько хохотнул Апостолос.
Лефтерис, редко встревавший в разговоры, на этот раз не сдержался и высказал свое мнение:
— Представь, адмирал, себя на месте господина Маркелова, если бы ты застал в объятиях графа свою любимую женщину. Ну хотя бы ту недавнюю девчонку, Антигони?
— Убил бы, — коротко ответил Апостолос.
Павел пропустил мимо ушей этот ответ и лишь отметил про себя, что Лефтерис неспроста привел подобный пример. Но судя по Апостолосу, тот не намерен был всерьез обдумывать эту версию.
— Всегда хочется в партнере видеть друга, — продолжил он, — а получается наоборот. Убит мой ближайший помощник… и кем? Моим партнером! Такого в нормальном бизнесе не бывает!
— Но ваш помощник пытался изнасиловать женщину, — напомнил граф.
— Ты в это веришь? — усмехнулся Апостолос.
— Суд наверняка поверит и оправдает господина Маркелова.
Апостолос от злости швырнул карты на стол, встал и принялся шататься по кают-компании. Павел вспомнил определение Антигони — «будто носорог в вольере».
— До суда дело не дойдет. Яниса больше не существует. Но что делать с Маркеловым? Нельзя же его держать под стражей в госпитальном отсеке. Мне это место уже напоминает тюрьму.
— Пусть отдохнет там. У него явно психический срыв. Еще, чего доброго, пристрелит Татьяну или кого-нибудь из охраны. Лучше всего спуститься к нему вдвоем и поговорить по душам, — предложил Павел. У него возник дерзкий план, и для его реализации необходимо было хотя бы накоротке переброситься с Маркеловым несколькими фразами.
— Пожалуй, ты прав, — согласился Апостолос. — Пойдем попозже. Пока не готов его видеть. Янис мне не родственник, но это был человек, способный отдать за меня жизнь. Таких вокруг совсем немного. Заменить его некем. Ты понимаешь меня, граф?
— Вполне.
— Вокруг одни предатели. Я не о тебе. Ты мне стал близок, — продолжил Апостолос. — Не отвернется от нас Бог, мы с тобой еще начнем игру по-крупному. Но на кого опереться?
Он тяжело вздохнул и принялся собирать разбросанные карты. Павлу стало искренне жаль этого большого ребенка, жестокого и доброго одновременно. Властного и беспомощного, когда затрагивались струны его души. Он наверняка впервые преступил нравственный закон, даже не задумываясь о его существовании. А теперь сам страдает от его отсутствия.
— Иди, граф. Я немного поколдую над пасьянсом. Карты — последние верные друзья и советчики. Потом отправимся к господину Маркелову с визитом.
Павел вышел и направился к Леонтовичу.
Шоумен в последнее время редко выходил из своей каюты. Он переживал потерю последней иллюзии. Долгое пребывание в шоубизнесе выработало в нем защитную реакцию против готовых и способных на все девиц. Так легко и незамысловато просчитывались их желания и стремления, что потакать им — значило не уважать себя. И Леонтович стал неприступен. Он, возвращаясь домой, вдруг оценил по-новому все достоинства своей единственной и уже немолодой жены. Даже ее недостатки оказались неизмеримо выше предлагаемых ему со всех сторон достоинств. Трудно жить мужчине, которому по несколько раз в день предлагают — «поимей меня!» Но он свыкся со своей тяжелой участью. И вдруг Лариса. Ни на кого не похожая. Некрасивая и единственно прекрасная, ибо неповторимая. Соглашаясь с предположением, что все женщины от дьявола, он увидел в ней единственный оригинал среди миллионов подделок. Леонтович понял, какой была Ева, если Адам преступил ради нее слово, данное Творцу. Она несла в себе Ад. Но ведь только Ад и приносит наслаждение. Только Ад мог воспламенить сердце Леонтовича. Но Ад отказался поглотить его.
Поэтому Леонтович с сожалением констатировал, что ему уготован Рай, как и всякому разуверившемуся в грехе человеку.
За этими невеселыми размышлениями его и застал Павел.
— Хочешь выпить? — по инерции спросил шоумен и сделал жест в сторону бара.
— Нет. Я по делу.
— Какие могут быть дела на борту пьяного корабля? — без всякого желания юморить заметил Леонтович.
— Леня, разговор серьезный. Каждый, и ты в том числе, должен сделать выбор! — серьезно сказал Павел.
— Такие фразы мне напоминают фильм «Как закалялась сталь», — ответил Леонтович, но, заметив напряженное выражение лица графа, спросил: — Неужели война?
— Война, — строго подтвердил Павел.
— А оружие выдашь?
Павел молча положил перед ним пистолет. Леонтович понял, что теперь не до юмора. Сам налил в рюмки коньяк.
— Слушаю.
Павел подробно рассказал ему о творящемся на корабле. О контейнерах с радиоактивными отходами, о поступке Татьяны, об убийстве Лавра и Яниса, о том, что Маркелов находится под арестом в госпитальном отсеке…
— Я готов, — без всякой патетики сказал Леонтович. — Нужно стряхнуть с себя разъедающий душу сплин. В любой момент прикрою твою спину.
— Сложность моей просьбы в простоте ее выполнения, — уклончиво начал Павел. — Вопрос лишь в твоем согласии.
— Считай, что ты его получил, — без всяких сомнений подтвердил Леонтович. Он слегка нервничал и подергивал кончик длинного висячего уса.
Павел не хотел ставить приятеля перед необходимостью переступать через его жизненные принципы, но ситуация вынуждала.
— Ты пригласишь к себе в указанное мною время медсестру и уложишь ее в койку. Потом сложишь в пакет ее вещи и отдашь мне. В течение часа мы провернем одну операцию и вернем пакет с ее вещами. И все.
— Замечательно! А мне-то с ней чем прикажешь заниматься?
— Ну, придумаешь, — замялся граф.
— Ничего нового тут не придумаешь. Интересно получается. Для того, чтобы мою родину не испоганили чужими радиоактивными отходами, я должен трахать греческий медперсонал!
— Это не обязательно, — возразил Павел.
— А для чего ей тогда раздеваться? — резонно спросил Леонтович и, как бы страхуясь, заметил: — Еще не факт, что она захочет.
Павел внимательно посмотрел на шоумена.
— По-всякому бывает, — несколько смутился тот. —