Хмуро уставившись в пол, сгорая от стыда и досады, охранники, с трудом передвигая ноги, шаркая, направились в каюту. Когда последний переступил порог, Антигони захлопнула дверь и повернула ключ.

— Нужно забаррикадировать, — объяснила она Маркелову.

Вдвоем, напрягая все свои силы, они пододвинули к двери железный шкаф с медикаментами. Подперли его металлическим столом, за которым охранники играли в нарды.

— Снимите пиджак и заверните в него автомат. Пригодится, — распорядилась Антигони. Маркелов послушно выполнял ее указания.

Когда они вышли на палубу, он впервые обратился к ней с вопросом.

— Куда меня ведете?

— Ваша каюта занята. Там охранники господина Лихидиса. Лучше провести ночь в другой. Господин Шкуратов любезно предоставил вам свою. Никому не придет в голову искать вас там.

Маркелов ничего не ответил. Он хотел поскорее проскочить мимо лифтов по коридору и скрыться за спасительной дверью каюты. Но Антигони шла не торопясь, поддерживая Маркелова. Всем своим видом давая понять встречным, что он плохо себя чувствует. Илья Сергеевич, прижимая к животу пиджак со спрятанным в нем автоматом, закатывал глаза и хватался за сердце, подтверждая это.

Они без происшествий добрались до каюты Шкуратова, Антигони постучала. Дверь открылась, Маркелов вошел и сразу же получил оглушительный удар по голове, от которого повалился на пол и потерял сознание.

Это его ударил спрятавшийся за дверью Егор.

Шкуратов достал припасенные веревки. Замотал сначала ноги, а потом перевернул Маркелова на живот и крепко-накрепко связал закрученные назад руки. Подтащил бизнесмена к креслу и при помощи Антигони усадил в него.

Отдышался и спросил:

— Ты кто такая?

— Я Люба, которую ты опознал в каюте графа Нессельроде.

— А… — протянул Шкуратов, — тогда вопросов нет.

Он подобрал автомат, осмотрел его.

— Оставь мне на всякий случай. Охранять такую важную персону, так уж по-настоящему.

— Пользоваться им умеешь?

— Обижаешь! Три года в морской пехоте отслужил. Стрелял на звук. Правда, лет эдак тридцать назад.

Антигони увидела, что Маркелов открыл глаза и уставился на Егора.

— Вы тут не очень шумите. Можешь залепить ему рот скотчем. Мне пора. — Она сначала осторожно выглянула в коридор, убедилась, что никого нет, и скрылась за дверью.

— Почему меня связали? — еле ворочая непослушным языком спросил Маркелов.

Шкуратов взял в руки автомат, снял с предохранителя и направил на бизнесмена.

— Помолчи. Твой круиз закончился. Вздумаешь орать — пристрелю сразу. Мне за такого государственного преступника в любом случае орден дадут! Ишь ты, решил превратить нашу Россию в свалку радиоактивных отходов? Я за это от имени всех россиян расстреляю тебя в упор.

— Кто тебе рассказал? — простонал Маркелов. Его не меньше, чем удар, потрясли слова артиста.

— Весь корабль знает о вашем гнусном бизнесе. Сейчас арестуют твоего партнера, и будете ждать своей незавидной участи.

— Дай выпить…

— Это — пожалуйста!

Егор налил в стаканы виски. Поднял один из них.

— Давай выпьем за то, чтобы таких сволочей, как ты, в России не было. Или хотя бы на одного тебя их стало бы меньше!

Он поднес стакан к губам Маркелова и влил ему виски в рот. Маркелов закашлялся, отдышался и покорно спросил:

— Кто тебе рассказал?

— Граф Нессельроде. Он объявил вам тихую войну. Никогда отходы не попадут в наши территориальные воды. И судить вас будет международный суд.

Маркелов закрыл глаза. Голова трещала от удара и известий. Но через некоторое время спокойно и доверительно обратился к артисту:

— Егор, вы же умный человек, мы давно знакомы. Неужели поверили, что я способен нанести вред своей родине. Мое физическое состояние не позволяет обижаться, но это чудовищное обвинение ко мне никакого отношения не имеет.

— Как не имеет? — возмутился артист и схватился за автомат.

— Абсолютно. Я до сих пор уверен, что везу в Россию контейнеры с оборудованием для зверофермы.

— Вранье! Там стеклянные кубы с радиоактивными отходами. Уже всем известно.

— А мне нет. Погрузкой руководил Лавр, возможно, за моей спиной он и решился на контрабанду. Теперь понятны мотивы его смерти. Посуди сам, ежели бы я был заодно с греками, для чего меня нужно было бы сажать под арест в тот отсек, в котором мучился ты?

— Вопрос, — многозначительно согласился Егор. Он совершенно протрезвел, но не очень хорошо помнил весь разговор с Павлом.

Маркелов, видя, что поселил в душе артиста сомнения, решил подогреть их спиртным.

— Выпьем еще, ты меня здорово обидел. Но я не сержусь, тебе так объяснили. Одурачили. Не знаю, о каких радиоактивных отходах идет речь, но уверен, граф просто захотел мне отомстить за то, что Татьяна ушла от него ко мне.

— Думаешь? — лицо артиста снова стало походить на лицо роденовского мыслителя. Он наполнил стаканы. — Пей!

— Развяжи мне руки, — взмолился Маркелов. — К чему издеваться над человеком?!

Шкуратов задумался. Встряхнул головой, подошел к Маркелову, влил ему еще виски и строго отказал:

— Посиди так. Придет Павел — разберемся, что к чему.

А в соседней каюте мучился Леонтович. Ласки Ницы стали походить на пытку. Но приходилось ждать, когда граф вернет одежду. Тоскливым голосом шоумен просил:

— Сделай мне еще что-нибудь…

И гречанка с новыми ласками набрасывалась на него. Казалось, они уже по второму разу прошли все упоминаемое в «Кама Сутре». Леонтовича подташнивало. Всеми возможными способами она старалась его возбудить в несчетный раз. Он чувствовал себя полем, которое перепахивают снова и снова.

— Может, ты устал, милый? — иногда спрашивала Ница.

Леонтович, опасаясь, что остановится сердце, пошел на хитрость.

— Выходи за меня замуж. Я — человек не бедный, буду носить тебя на руках.

— Ой, милый! Я так счастлива! Замуж за тебя! Такого знаменитого! Все женщины мечтают с тобой переспать! А ты выбрал меня…

И она залилась слезами. Все ее потасканное тело содрогалось от рыданий. Она растирала краску по лицу и не могла успокоиться. Леонтович поглядывал на часы и ругал графа. Выдержав тем самым паузу, участливо спросил:

— Я своим предложением тебя обидел?

— Нет, милый! Просто… просто я замужем. Он очень любит меня! Как же ему рассказать об этом? Он больной человек, беспомощный, как ребенок…

«Какое счастье, — подумал Леонтович, — хоть с этим повезло» — и принялся ее утешать.

— Ничего, я готов любить тебя тайно.

Ница встала и благодарно посмотрела на него:

— Какой ты милый. Неужели будешь плавать со мной по полгода в круизах?

— Буду! — решительно подтвердил Леонтович и подумал, что утопился бы еще до конца первого круиза.

На его счастье позвонил граф. Он был готов занести вещи. Леонтович отправил Ницу в туалетную комнату. Для страховки закрыл дверь на запор и накинул халат.

Павел внес