Павел встал.

— Договорились. Жди моего звонка. — И, оставив погрустневшего шоумена в полном одиночестве, отправился искать Егора Шкуратова.

Артиста он нашел в баре «Пелопоннес». Еще не сильно пьяного, но уже высматривающего налитым глазом, с кем бы поговорить о судьбе России.

— Егор, мне необходима твоя помощь, — сразу приступил к делу граф. Учитывая состояние знаменитости, он не стал вдаваться в подробности задуманного, а лишь объяснил, что объявил тайную войну Апостолосу и надеется на поддержку Егора. Тот не замедлил согласиться.

— Запросто! Морду будем бить или совсем избавляться?

— Пока ни то, ни другое. Иди в свою каюту и жди по телефону дальнейших указаний. Только не засни!

— Обижаешь. Я час тому назад проснулся, — заверил Егор и как бы невзначай попросил: — Закажи в баре бутылку виски, а то я деньги куда-то задевал. Второй день найти не могу.

Павел протянул стодолларовую купюру и, чтобы снять неловкость, напомнил:

— Приятно одалживать будущему мужу миллионерши. Авось когда-нибудь вспомнишь.

— Трудно сказать. Я чужими деньгами не распоряжаюсь, — сразу отрезал Егор. Он уже дал себе слово никому не обещать финансовую поддержку, зная, как его будут атаковать, узнав о столь выгодной женитьбе. Но сто долларов взял без всякой благодарности. Так, за работу. И не выясняя, в чем будет заключаться его помощь, отправился в свою каюту.

…Антигони не находила себе места. То забиралась на постель и сидела по-турецки, раскачиваясь из стороны в сторону, то подбегала к окну и сквозь щелочку в занавесках наблюдала за проходящими пассажирами, то прислушивалась к шагам в коридоре.

Она была против решения графа напрямую поговорить с Татьяной и, до сих пор не зная о кровавой развязке очередной интриги, ужасно нервничала. Больше всего она боялась за Павла. Всего несколько дней, проведенных с ним, полностью раскрепостили ее. И хотя на первый взгляд у них сложились дружеские отношения, за их невинностью скрывались зарождающиеся чувства. Антигони замечала это в собственной душе и во взглядах, кидаемых на нее Павлом. Еще не принадлежа друг другу физически, они сроднились в своих эмоциях. «Он прекрасен!» — говорила она себе и не сомневалась, что граф точно так же думает о ней.

Опасности, риск способствуют быстрому сближению с человеком, оказавшимся рядом. Антигони переживала за Павла не как за партнера, а как за единственного близкого человека.

Наконец он открыл дверь и вошел. Возбужденный и стремительный. С порога ошарашил ее новостью об убийстве Яниса. Описав в деталях картину, которую они с Апостолосом застали, когда пришли, сделал вывод:

— Татьяна верна себе. Она никогда не принимает половинчатых решений. Ее не останавливает кровь. Она — актриса и ведет себя так, словно играет в шекспировских трагедиях. Заставила ничего не подозревавшего Маркелова сыграть роль ревнивого убийцы. Невероятно!

Антигони резанули его восторги по отношению к Татьяне.

— По-моему, ее поведение безнравственнее самого убийства, — заключила она, не глядя на графа. — Но у каждого свои методы. Мне легче выстрелить, чем позволить нелюбимому мужчине прикоснуться к моему телу.

— Надеюсь, в меня ты стрелять не будешь из-за случайных прикосновений? — с улыбкой поинтересовался граф.

— Ты уверен, что они случайны? — не растерялась Антигони.

— Нет, — признался граф.

— В таком случае берегись! — рассмеявшись, предупредила она.

Павел заказал по телефону нечто среднее между поздним обедом и ранним ужином. Дожидаясь официанта, он не спеша принялся излагать Антигони план похищения Маркелова.

Гречанка слушала внимательно, и чем больше соглашалась с ним, тем сильнее охватывали ее опасения, что она не сумеет найти в себе достаточно злости, решительности и ненависти для успешной его реализации.

— Пойми, если мы сейчас не заполучим Маркелова, они с Апостолосом объединятся, и уже никакие уловки не помогут нам достать их.

Павел переживал не меньше, чем она, и готов был отказаться от риска и заняться прямым террором. Это придало Антигони силы, она окончательно приняла решение следовать его замыслу.

Официант привез заказ, но поесть графу не пришлось. Позвонил Апостолос и предложил отправиться к Маркелову.

Откладывать свидание — значило ставить под угрозу весь план. Поэтому Павел, поцеловав в щеку Антигони, поспешил в кают-компанию.

Оттуда он и Апостолос отправились в уже знакомую госпитальную каюту. Перед ней в приемном покое сидели четыре охранника и играли в нарды. Завидев адмирала, они вскочили со своих мест и схватили лежавшие на табуретах автоматы.

— Вы, кажется, забыли, что двое ваших товарищей уже убиты! — прикрикнул на них Апостолос.

Старший принялся оправдываться, но адмирал не стал его слушать и проследовал в госпитальную каюту.

Там, в кресле, в котором еще недавно сидел привязанный Егор Шкуратов, провел пять часов в одиночестве почерневший от мыслей и сигарет Илья Сергеевич.

— Жив? — спросил по-английски Апостолос.

— Жив, — безразлично ответил Маркелов. Увидев графа, кивнул ему головой в знак приветствия

— Идиот… — заключил грек.

Маркелов никак не отреагировал на грубость, а продолжая не замечать адмирала, напомнил:

— Нельзя провоцировать меня постоянно. Первый раз, когда Янис организовал покушение на меня по дороге из Шереметьево, я ради общего дела простил. Он перестал меня уважать и за моей спиной стал вести странную игру с моим врагом Воркутой. Я и на этот раз не пошел на скандал. После этого Янис решил, что может по отношению ко мне вести себя как угодно. В этом была его ошибка. Для пощечин можно подставить всего две щеки. Третьей нет.

— Возможно, ты и прав, но нельзя же так. Сколько мороки возникнет с его документами, когда мы вернемся в Грецию, — буркнул Апостолос, топчась на месте.

— Долго собираешься меня здесь держать? — сухо спросил Маркелов.

— О твоей же безопасности пекусь. Посиди денек-другой, успокойся, — и, не желая вступать с Маркеловым в перебранку, направился к двери. — Пошли, граф.

Павел обнял Илью Сергеевича и прошептал на ухо:

— Ровно в одиннадцать потребуйте к себе медсестру для инъекции баралгина! Мы вас вытащим отсюда, иначе они вас задушат, — и поспешил за Апостолосом.

Тот уже на палубе спросил:

— О чем шептались?

— Так, немного успокоил его. Заверил, что Татьяна по-настоящему любит его одного и с моей стороны никаких посягательств быть не может.

Апостолос положил руку на плечо графу.

— Отличный ты парень. А я уж заподозрил, что готовите заговор против меня, — и вдруг, отстранив Павла от себя, внимательно посмотрел в его глаза.

— Я не прибегаю к заговорам даже за карточным столом, — не моргнув заверил его граф.

…Леонтович полулежал на постели и рассматривал вялую грудь обнаженной медсестры Ницы, без умолку лепетавшей про любовь на отвратительном английском языке. Она оказалась невероятно активной. Не успел Леонтович закрыть за