– Легко сказать! На что с серпом толкаешь, женщина, младенца? Наверное, все дело в том, что черт самой тебе по сердцу! Подложишь ты меня, потом нырнешь сама под проходимца! Уверив прежде черта в том, что с ним не бабка, а девица!

– Да ты-то знаешь, что к чему! Что мне ты просто помогаешь! За что мы мстим и почему – в свой срок и это ты узнаешь! А как сорвется, ты – за серп. Чертям такое по заслугам! Он перепортил столько дев, пускай потом найдет подругу!

– «Серпом по… этим!» Не пустяк! Любой такое не оставит! – Доверься мне, я знаю, как сэр Сатана сим миром правит!

Короче, уломала Джейн мальчишку, то стыдя, то лаской. А между тем, ревнивец Вейн свою решил дать «черту» таску. Он знал, что Робин на сенник уходит спать, чтоб девок портить. Тайком он к Робину проник, чтоб позаботиться о «черте»: – Сегодня сделаем мы так, – он Робину сказал на ушко. – На сенник – я, ты – на чердак, туда доставлю я подружку. Останешься ты в клобуке, я твой кафтан пока надену. Моя одежка вся в муке, за хлопоты ты знаешь цену. Девчонке твой пришелся нос по вкусу, так что не ломалась. Вот с сидром жбан тебе принес, смотри, чтоб крыша не сломалась. На чердаке она низка, так что не очень задом дрыгай! Работа будет не легка, да ты привык на девках прыгать! Лежи и жди!..

…Пошел Джон Вейн дальнейший ход интриги ладить: «проговорился» падкой Джейн, что Робин в сене ложе ладит. «Племяшке» он успел шепнуть: – Беги! Нагнал, короче, страху. – Чтобы беду тебе минуть, ты на чердак залезь, к монаху!

Тут вот что надо пояснить: чердак на мельнице был общий. Привыкли люди этак жить – тут жернова, а рядом – овцы! Тут сено впрок запасено, там – спальня с печкой и лежанкой. И надо всем вознесено навершие – чердак под дранкой. Туда снаружи ход идет по хрупкой лестнице в окошко. И кто не знает – упадет, особо если пьян немножко.

Но это к слову. Вот в чем план, который Вейн решил залудить: он притворится, будто пьян, пока в своем обличье будет. Потом завалится в мешках, гнусаво похрапит для виду, а сам в колете и штанах – на лесенку, разбойник видом. Когда же Джейн туда придет, (а явится, куда ей деться?), он в темноте ее прижмет, так что придется ей раздеться! Тогда, отбросив ложный стыд, он ей откроется без скидок! И, наплевав на голый вид, пошлет хвалиться этим видом! Пусть знают все ее позор! Пусть постыдят гуртом бабищу! Пусть всем побудет на обзор ее лохматая… натуры мерзкой срамотища!

А то, что гостья-«сирота» пойдет к разбойнику в объятья, – не жгла его забота та! Как изменяет душу платье! Или за годы, что жена ему безбожно изменяла, обида стала так сильна, что совесть из виду пропала?!

Меж тем природа стала вдруг являть капризную изнанку: гром, града жуткий стук – того гляди проломит дранку! Вода в заплоте грозный рев устроила – открыли створки. Спешат попрятаться под кров работники во все опорки! Никем не узнан, старый Джон на сене ждет свою супругу. Под крышей, старцем обряжен, развратник ждет к себе подругу.

Да только юноша не прост, о многом парень догадался. Не верит он в рога и хвост, он черта сам не испугался. К «монаху» прятаться ему нет ни желанья, ни расчета! Он Джона хитрую жену сам обмануть решил в два счета! Он лесенку, ту, что к крыльцу чердачному вела, наладил, чтобы потом по ней овцу на сена стог в овин спровадить. Осталось плуту только ждать, как в доме развернется дело. Пока же в мельника кровать на печку он забрался смело.

А дождь за окнами все креп. Ревело колесо в запруде. Плотины чуть держался креп. «Никак потоп?» – шумели люди. На печке не заметен, гость вдруг услыхал такие речи, что в нем промерзла даже кость, и чуть не сверзился он с печи. Хотя на черта он плевал, узрел на мельнице он ведьму! «Ко мне, ко мне, мой Вель зе Вал! Пора на май справлять обедню!» Такое слышит. И мольбу: «Залей водой болотной землю! Устрой небесную пальбу! Своей подруге верной внемли!»

Малец на печке онемел. А ведьма дальше гнет похлеще: «Меня чтоб Робин поимел! Пусть отымеет и исхлещет!» А дальше вовсе дикий бред: «Я так хочу! Еще – мальчишку! Пусть не посмеет вякнуть „нет“! Или не ведьмин он сынишка? С ним я потешиться хочу, а после – чтобы стал нечистым! Его я быстро научу, он мой урок усвоит быстро!

«Вот влип так, точно, крепко влип!» Малец ушам своим не верит. На печке ведьма слышит скрип, еще секунда—и проверит! Но тут такой ударил гром, в аду, наверно, было слышно! Вооружившись помелом, хозяйка через печку вышла!

«Свят, свят!» – давай креститься он. «Выходит, матушка с нечистым? Спозналась?» Вновь себя крестом покрыл да с печки спрыгнул быстро! Овцу под мышку прихватил, по лестнице в овин просунул. «Куда бежать?» Его, в чем был, в чердак могучий ветер вдунул.

– Ну, наконец-то! – Робин тут скорей срывать с него… с нее одежды. Но наш хитер был шелопут: – Постой, скажу чего-то прежде!.. Узнал я… узнала, – вод потоп… сей ночью предстоит кромешный! Мне поручил Всевышний, чтоб собрал… что б собралася я поспешно! Взял с собой… взяла с собою одного, кто ближе всех на этом свете. Вот и беру теперь того, кто так меня тепло приветил!

– Понятно! Кто, кроме меня! Но где возьмешь ковчег в деревне?

– Корыто там стоит в сенях! Я принесу со связкой вервий! Подвяжем мы «ковчег» к коньку, что увенчал амбара крышу! Серпом я вервии ссеку, когда мы крик «потоп» услышим!

А Бог и впрямь потоп низвел! Ведьмища шарит в сене друга! Тут на нее вскочил козел! Нечистая – козлам подруга! (Заметим, что козла в овце мальчишка не признал в погроме. Немного опыта в мальце, чтоб знать про всю скотинку в доме!)

Где ж Вейн? Который кутерьму затеял в мельничном подворье? Да в сене он стерег жену! Задрыхнул старичина с горя! Когда же сослепу жена за Робина козла признала, он плохо понял, с кем она игру на сене развязала! Схватил козла он за рога! А тот давай под ним брыкаться! Чья борода? И чья нога? Не знает он, за что хвататься! Его злосчастная жена – она же ведьма-мельничиха – уже раздета, под козлом отплясывает джигу лихо! Такого мельник не стерпел, забыл про план – жену позорить! Он на козлище сверху сел, осталось лишь его пришпорить! Что он и сделал! Тот сильней налег на начатое дело! Джон – в шпоры, снизу – скачет Джейн, спешит насытить ведьма тело!

Козел – козлом, ну, а над ним уже привязано корыто, туда влез Робин, а за ним – спешит с серпом малец помытый.

Кто спец по этим временам – «Кентерберийские рассказы» еще подарит Чосер нам, а там – похожие проказы! В листках, что я перевожу, стихи, пожалуй, грубоваты. Я их с почтеньем привожу, не замечая плагиата! За грубым я пишу столом, – дуб это, а не палисандр! – так, сын торговца полотном, работал Поуп Александр! Пусть «Церковь» их не «Высока», пусть прихожане пьют и блудят! Спасет не пастора рука, а что ласкает и голубит! Спасает нас лукавый Свифт и тот, кто «Оперу» дал Нищим! – пусть утешает мертвых гриф, а соловей для нас пусть свищет!

В те времена, когда Монмут еше не думал о веревке, когда немало было смут, доход имел лишь плут да ловкий! Потом наставили оград, бродяг казнили и артистов, все получал лишь старший брат, других наследников обчистив. Законники вершили суд, да так, что от доходов пухли. Крестьянам оставался блуд, да в сундуках сквозняк и рухлядь!