— Ты уверена, что тебе следует это знать, — Гурьев кивнул и шагнул к ней, протягивая руку: – Идём.

— Куда?!

— Идём со мной, — произнёс он тоном, которому – Рэйчел знала – ни в коем случае не следует перечить. Даже ей – не позволено.

Они вышли на балкон-галерею, и ночь приняла их в свои объятия. В благословенном климате этих широт вместе с темнотой приходила прохлада – каким бы жарким ни выдался день, и Рэйчел благодарно взглянула на Гурьева, набросившего свой пиджак ей на плечи. Город внизу был затемнён, но всё равно – не верилось, что где-то гремит канонада и погибают люди.

— Посмотри вверх, — тихо велел он.

Рэйчел подняла голову, и бескрайний купол небес, усеянный огромными яркими звёздами, словно ожидавший этого мига, разом придвинулся, обретя глубину, такую, что у Рэйчел перехватило дыхание. Гурьев обнял Рэйчел – его губы оказались у самого её уха – и заговорил. Без всякого пафоса, скорее задумчиво, — но то, что он говорил, заставило Рэйчел содрогнуться всем телом:

— Они пришли оттуда, со звёзд. Их никто не звал, им что-то было нужно на нашей земле. Возможно, они спасали свою землю или спасались сами – мы не знаем, не знаем пока ничего, или почти ничего. Они были практически бессмертны, хотя и уязвимы. Мы даже не можем представить себе, что значит жить тысячу лет или десять тысяч, — для нас, людей, это и есть – бессмертие. Их было слишком мало, и они создали нас, чтобы мы работали на них. Ради чего – мы тоже не знаем. Они приковали нас к полям и рудникам, заставив добывать для себя золото, олово и медь, а себя назвали богами, отгородившись от нас ритуалами и поселившись на вершинах земли. Наверное, наш воздух был слишком густ, а запах наших тел, поднятых ими из грязи – оскорбителен для их обоняния. Но среди них оказались те, кому мы – хотя бы как творение их собственных рук – сделались не совсем безразличны. И, покидая Землю, они оставили нам Царский Род – для того, чтобы мера суда, прежде воплощённая в них, по доброй воле или от безысходности, не исчезла совсем. Зная нашу природу много лучше нас самих, они сделали это не из любви и не из благодарности, а просто потому, что негоже разрушать созданное однажды, множа хаос и пустоту. — Гурьев сделал глубокий вдох и тоже поднял взгляд в звёздное небо. — А теперь я скажу тебе, чего я хочу. Я хочу, чтобы мы встретились с ними там, посередине Млечного Пути. Если они ещё существуют.

— Зачем?! — всё ещё дрожа, спросила Рэйчел. — Джейк, Боже мой, — зачем?!

— Затем, чтобы подняться над уделом земляных червей, который они нам определили, — усмехнулся Гурьев. — Чтобы доказать самим себе прежде всего – хаос и пустота не властны над нашим разумом и нашей волей. Они обманули нас, сказав, будто удел человека – труд, и мы повторяем эту ложь везде, даже в наших объявленных священными книгах. Но это ложь, Рэйчел. Удел человека – вовсе не труд ковырянья земли. Мы – человечество, и наш удел – звёздные корабли на просторах Вселенной, и наши дети будут сжимать в ладонях поручни на капитанских мостиках этих кораблей – таково моё слово. И если для этого нам придётся стать бессмертными – мы станем. А всё остальное – только средство, ты совершенно права.

— Всё-таки ты сумасшедший, — прошептала Рэйчел. — Безусловный, беспримерный сумасшедший. Впрочем, я всегда это знала. Наверное, поэтому я так безумно тебя люблю?!

Раз в неделю на остров приходил морской катер-буксир – привозил почту для хозяев, смотрителя маяка и его жены, кое-какие необходимые жизненные мелочи, продукты, топливные элементы для энергоблока – ну, это редко, раз в полгода; иногда – лампы для рации. Всякого понемножку – население острова составляло всего-то три души. Капитан буксира, пожилой, высокий финн, насквозь просоленный балтийской волной и северо-западным ветром, дующим тут постоянно, хорошо говорил по-русски. После этой проклятой войны в Европе многие заговорили по-русски. А некоторые – даже и хорошо, словно вспомнили язык, который знали когда-то в детстве. Как и капитан Хеймолайнен. До войны остров числился шведским, и маяк тоже обслуживали шведы. Хеймолайнен помнил, какой поднялся переполох, когда смотритель с женой собрались здесь поселиться. Но потом – успокоилось всё. Да и шутка ли – почти четверть века прошло. Четверть века.

Порядок на острове царил образцовый – в хозяине чувствовалась настоящая старая закалка. Таких людей теперь по пальцам перечесть, думал иногда Хеймолайнен. Вообще, после войны всё здорово изменилось. Мир – другой, люди – тоже другие. Время как будто вскачь понеслось. Хотя, конечно, куда получше жить стали, и достаток, и работы хоть отбавляй – с прежними временами не сравнить. Можно вздохнуть спокойно. Раньше все слушали новости: каждый день ждали, когда снова война начнётся. Тогда, после Версаля, понимал Хеймолайнен – плохо мир поделили, неправильно и неправедно, и опять будет война. Никак без неё не обойдётся. Так и вышло. Потом, когда русские эту бомбу под Берлином рванули, прямо под задницей у бесноватого, решил Хеймолайнен – всё, конец света. Фотографии позже в журналах печатали – адское пекло в разрезе. Но – пронесло. И, главное, войне – сразу, считай, конец. Русские, японцы, британцы с американцами в придачу – теперь всё, как по нотам, не то, что прежде. Три кита, на которых мир стоит. Каждому его место известно. Теперь, когда всё ясно, всё понятно, где чьё – намного лучше теперь, думал капитан. Теперь вместо того, чтобы воевать, каждый год олимпиады устраивают – кто выше всех скакнёт да кто дальше всех прыгнет, на Луне целый город отгрохали, на Марс в будущем году полетят, на дне морском фабрики строят – планктон разводить. Это раньше все деньги на танки да пушки тратили, а теперь – наука! Вот, даже кожу научились в пробирке выращивать. Следующий шаг, говорят – органы: сердце, печень, почки. И ведь сделают, что интересно. Говорят ещё, что старость – это болезнь, которую можно и нужно научиться лечить. Вот до чего наука добралась! Это кому ещё лет двадцать назад могло в голову-то прийти?! Всё потому, что воевать перестали. А кто вздумает – так по шее накостыляют, что враз всякую охоту отобьют. Русские, например – у них не забалуешь. Повоюй, попробуй. Прежде самолёт видно и слышно было – вот, летит. А теперь?! Стрелочка серебряная в небе мелькнёт – и всё. Теперь, говорят, из Стокгольма в Америку долететь – вообще времени не надо. Утром взлетел – утром приземлился. Зато обратно – день в ночь. Известно, земля-то на месте не стоит… Да что – самолёт, думал Хеймолайнен. Взять хотя бы электричество. Раньше всё газом, керосином освещали, а теперь, считай, каждый посёлок на пять домов может себе эту установку позволить. А кто побогаче – так и вообще, свою собственную. Машину заряжай, катайся. Расчётчики, опять же. Такой расчётчик с радаром – и карты не нужно, всё тебе на экране выдаёт, знай только, пальцем в кнопки тыкай. У Хеймолайнена тоже такой есть – на всякий случай. Конечно, океанскими маршрутами ему не ходить, а всё равно – запас карман не тянет. Хеймолайнен копил деньги и на энергоустановку – для буксира. И скорость, и вообще – чистота. Не то, что уголь. Новые суда теперь все с такими строят. Над ним смеялись – да твоя старая посудина раньше развалится! Дурачьё. Вот смотритель – тот не смеётся. Он-то понимает, что к чему.