– Вы можете идти, барон. – Голос короля звучал неестественно ровно.

После того как супруги вышли, в кабинете повисло тягостное, неловкое молчание. Фолио чувствовал, что нужно что-нибудь сказать, пошутить как-то, но слова не шли.

– Вы можете идти, господа. – Карл словно постарел лет на пять. – Благодарю. Поль, – окликнул он герцога, – амулет заберите. А то разбрасываются тут артефактами. И найдите мне Аларика кто-нибудь.

– Вам бы выпить, – сочувственно посмотрел Фолио. – Выглядите ужасно.

– Себя видел? Хоть щиты опусти, ты бледный весь и дрожишь. До своей заначки и то долететь не сможешь.

Фолио понял, что действительно перенервничал, раз уж монарх пытается подбодрить его шуткой, а не наоборот. Впрочем, вечер не окончен, и самое неприятное еще впереди. А уж потом можно будет напиться до розовых драконов и Карла напоить непременно.

Ночь мягким покрывалом опустилась на город. Засыпали ремесленные кварталы, пустели ажурные мосты и мощенные цветной плиткой террасы центра. Лишь питейные заведения нарушали эту картину всеобщего спокойствия светом, выбивающимся из дверей, да шумом подгулявших посетителей. Впрочем, не только – особняки «золотой» части города не спали тоже. Вот один из самых больших, с алым драконом над парадным входом, шумит, словно растревоженный улей, пятнает окружающий сад светом из окон. Скользнув по резному гербу, вдоль многочисленных окон, вплетаясь в узоры искусной резьбы колонн, ветер устремился в дальнюю часть особняка, погруженную во мрак, откликаясь на родственную силу, но, покрутившись у закрытого окна, обиженно звякнул флюгером и унесся играть в парк. Луна, как истинная женщина, была более любопытна – луч проскользнул между тяжелых портьер, проникая в комнату, освещенную лишь тусклым светом лампадки. Двое. Замерли напротив друг друга. Они не виделись, давно не виделись и, кажется, первый раз за очень долгий день остались наедине. Любовь? Кому как не Деве Луны знать все оттенки этого чувства, но здесь было нечто еще.

Невысокая фигурка с волосами темной меди застыла посреди комнаты. Сила огня, рвущаяся наружу, была столь велика, что, казалось, способна спалить целый город, но была и какая-то надломленность, незавершенность. Решимость и обреченность птицы, защищающей гнездо.

Скользнув дальше, луч окрасил в цвет крови белые волосы того, кто замер у входа. Темная аура, окружающая фигуру, не шла ни в какое сравнение с буйством огня, но все же мужчина был сильнее. Сильнее спокойной уверенностью, сродни спокойствию спящего вулкана. И когда беловолосый шагнул вперед, рыжая отступила.

Человек остановился у двух колыбелей, постоял немного. Лишь мерное посапывание малышей нарушало тишину. Мелькнула серебряная игла. Несколько быстрых движений – и капли крови образовали на левой ладони странный узор. Еще одно едва уловимое движение – побеспокоенный малыш завозился, собираясь заплакать, но легкое прикосновение заставило его снова уснуть. Капля чужой крови упала в центр рисунка. Некоторое время маг просто стоял, сведя ладони вместе и словно прислушиваясь к чему-то. Застывшая в отдалении женщина за это время не шевельнула и пальцем, словно статуэтка из кости дракона – изящное творение древних мастеров. Еще одно движение иглой, еще одна капля детской крови, успокаивающее касание. Мужчина постоял еще немного, глядя в никуда, а затем губы его изогнулись в подобии улыбки, совершенно пустой, без тени чувств. Словно бы маг вспомнил, что в таких случаях полагается испытывать удовлетворение, радость, а радость нужно демонстрировать улыбкой. Продемонстрировал.

– Как ты назвала их? – Голос у беловолосого оказался хрипловатый, словно простуженный. На женщину он не смотрел, только на спящих в колыбелях детей.

– Дираминтар Аэмилиус Фрикс.

– Хидемитан Чинере, – уронил маг. Женщина выдохнула, еле заметно, словно боясь привлечь к себе лишнее внимание, но не в силах сдержать облегчения.

Маг молча кивнул на вторую колыбель.

– Диэнна Джакуэтта Нертия.

– Хиджетан Чинере.

Мужчина наконец-то отшел от колыбелей, развернулся к медноволосой. Следов крови на руке уже не было.

– Теперь я могу… уйти, как полагается? – Обреченность немого страха.

– Нет. – Эмоций в голосе мужчины не больше, чем в улыбке.

– Но почему? – Пламя лампады взвилось и опало, отвечая на чужие эмоции. – Почему ты отказываешь мне даже в такой малости, как честная смерть? Я не хочу сама. В память обо всем, что было, подари мне последнюю милость – умереть от твоей руки, как полагается дочери огня!

– Нет. Ты должна жить.

– Как? – прозвучало еле слышно. – И зачем?

– Ты нужна детям. Моим детям.

«Не тебе», – шевельнулись губы, но маг не отреагировал, даже если и услышал.

Скрипнула дверь, впуская юную прелестницу в бальном платье. Блеск свечей и украшений, обрывки музыки и веселья словно шлейфом струились за ее спиной. За руку она держала мальчишку в простом домашнем наряде.

– Александр, пожелай всем спокойной ночи и пойдем, я отведу тебя к Бьянке. Тебе тоже пора спать.

– Спокойной ночи, мама. – Мальчик обнял женщину и приник к ней всем телом, словно греясь в лучах ее силы. – Спокойной ночи, папа. – Отцу объятия достались куда более короткие, но все равно искренние. Серые глаза мага тоже потеплели, даже ответная улыбка вышла почти живой. – Спокойной ночи, Ди, спокойной ночи, Ди. – Александр по очереди заглянул в колыбели.

– Идем. – Ниаминаи снова взяла брата за руку. – Папа, Тиана, спускайтесь вниз, все уже собрались, – обернулась она на пороге. – Все-таки я очень рада, что вы снова вместе!

В зал спускаемся рука об руку, сразу становясь центром всеобщего внимания. В наступившей тишине оглядываю собравшихся. Здесь не только молодежь, с легкой руки леди Анны прозванная «детьми Гаэсса». Хотя какие они уже дети? Молодые львы, начинающие осознавать собственную силу. Костюмы цивильные, но вместо церемониальных шпаг у пояса – боевые клинки. Слава богам, так и не обагрившиеся кровью. Вон в углу опирается на трость сэр Эрцель, счастливый отец уже трех ребятишек, вон у колонны мэтр Сальвигор, член городского совета Киана, и еще много знакомых и не очень лиц. Нужно, наверное, что-то сказать?

– Спасибо. Я не забуду.

– Спасибо, – эхом звучит из-за плеча.

Клинки взмывают в воздух, раздаются приветственные крики. Старшие более сдержанны. Звучит музыка. Леди Жюстин делает какие-то знаки музыкантам, и степенную, положенную по протоколу фуэту сменяет быстрая, озорная кирама, более соответствующая настроению праздника.

Мы с Тин идем четвертой парой. Герои или не герои, но местный «табель о рангах» нужно чтить. Движемся легко и плавно, безумная сила супруги позволяет не замечать давления моей весьма слабой ауры. Пока я ничего не могу с собой поделать, даже щиты «интегума» не позволяют удержать прорывающееся наружу «дыхание». Разворот, дорожка, полушаг, снова разворот, веретено… Тин спотыкается, шипя от боли. Не удержался, отдавшись эмоциям танца, расслабился, нарушив тщательно выверенное равновесие, и сила вырвалась наружу. Совсем немного, но и этого хватило. Увы, моя красавица, больше нам не заплетать огонь и ветер в безумии огненного танца. Теперь мой удел – грубая проза. Заканчиваем кираму спокойно и размеренно, без эмоций.