поднимает странный кусок дерева, сразу похожий изгибом и на крыло, и на серп.

10

Что ж, выбор удачный. Тень птичьих крыльев – всю жизнь на дороге поэта. Я вдруг вспоминаю, как там, в его доме, у его очага, он говорил нам, как написал свою первую песню, как целовался под яблоней с девушкой и птица, сидевшая где-то в ветвях над их поцелуем, сказала: «Роберт, что ты творишь? Чем ты вознаградишь ее за поцелуй? Спой ей песенку, что ли!» Вот тогда он и спел свою первую песню. Птица – крылья поэта. Птица – модель самолета. Птица – прообраз ракеты. Птица нас подбирает с земли, чтоб забросить на звезды. Птица – всегда и везде, с детства до смерти. Песня без птицы – как жизнь без движенья. Другое дело, что крылья под старость устают… Глубоко уйдя в свои мысли, он в конце концов выбирает на память именно птичье крыло.

Через весь океан, к Ниагаре, в кармане Голубоглазой скалы улетает это птичье крыло, над которым так долго трудилось мое Янтарное море. Добрый путь! Добрый путь! Настоящий поэт – это земля под ногами, звезды над головой и птичье крыло в каждой песне.

P. S. Когда я перечитывал свою путевую книжку, пришло известие: умер Роберт Фрост. Океан жизни все-таки сделал то, к чему долго стремился, – подточил гранитные корни моей Голубоглазой скалы. Умирать бывает труднее и легче. И наверное, все-таки легче, убедившись, что наша планета будет вращаться и человек будет жить. Пусть великому старому человеку будет пухом земля двух полушарий планеты.

Баграт Шинкуба (с абхазского)

«Пьют за долгую жизнь мою!..»

Пьют за долгую жизнь мою!

А я, словно не понимаю,

Со стаканом в руке стою

И – весенний лес вспоминаю:

Тянет к небу стволы весна,

Ствол мужает и раздается,

И кора для него – тесна,

И коре – опасть остается.

Если я вдруг стану корой,

Тесной для моего народа,

Пусть он сбросит меня долой

И растет, как велит природа.

Опаду у его корней,

Стану почвою, перегноем,

Помогу и смертью своей

Ему вырасти надо мною.

Мустай Карим (с башкирского)

Снег идет…

Третий день подряд идет мокрый снег,

Мне невмочь уже третью ночь –

Стонет старая рана, как человек.

Третий день подряд идет снег.

Третьи сутки осколок в теле моем

Бродит, тычась то тем, то другим углом,

Словно выхода ищет и не найдет.

Третий день подряд снег идет. Снег идет…

Я не знаю – тело ль мое болит,

Сам осколок ли болью стал?

Он был в Руре выкопан и отлит,

А потом на Днепре был в меня зарыт,

Этот ставший миной металл.

Было два их, – пишу, чтоб запомнил сын, –

Два осколка мины одной;

Фомина в могилу унес один,

Я на память в теле унес другой.

Ноет рана моя двенадцатый год.

Третий день подряд снег идет. Снег идет…

Снег растает и станет вчерашним днем,

Превратится зима в весну,

Но железный осколок в теле моем

Не растает, пока я помню войну!

Расул Гамзатов (с аварского)

«Снова сбросила холод седой земля…»

Снова сбросила холод седой земля,

В теплом воздухе ветками шевеля.

Зеленее зеленого тополя.

А мы с тобою – седеем.

Море, после того как прошла гроза,

Голубей голубого, как бирюза,

Голубей, чем когда-то твои глаза.

А мы с тобою – седеем.

На заре, хоть сама, как вечность, стара,

Розовее розового гора.

Ей – чернеть по ночам, розоветь – с утра.

А мы с тобою – седеем.

А нам с тобою не зеленеть,

Не голубеть и не розоветь.

Мы не гора, не море, не ветвь.

Мы люди – и мы седеем.

«Вот и темнеть еще раньше стало…»

Вот и темнеть еще раньше стало,

И по утрам рассветает туго…

У дня и ночи одно одеяло,

Они его стаскивают друг с друга.

Зимние ночи, зимние ночи,

Я не прошу вас стать покороче.

Пусть мои мысли станут длиннее,

Жизнь – очевидней, и смерть – виднее.

Про жизнь: я думаю, что как надо

Идет она – в вечных трудах и драках.

И смерть, я думаю, мне в награду

Придет, не подав заранее знаков.

Не опасаясь нежданной встречи,

Живу, не боясь во все горло гаркать.

Свечу, как могу! Если люди – свечи, –

Не обязательно стать огарком.

Надпись на камне

Я б солгал, не сказав, сколько раз я страдал,

На Гунибе стоял с головою поникшей,

Видя надпись: «На камне сем восседал

Князь Барятинский, здесь Шамиля пленивший…»

Для чего этот камень над вольной страной,

Над моею советской аварской землею,

Где аварские реки бегут подо мной,

Где орлы-земляки парят надо мною?

Я к реке, чтоб проверить себя, припаду

Всеми струями – струнами всеми своими.

Мне вода столько раз, сколько к ней подойду,

Прошумит Шамиля незабытое имя.

Нет вершин, где б он не был в ночи или днем,

Нет ущелий, куда б он хоть раз не спустился,

Нет такого ручья, чтобы вместе с конем

После боя он жадно воды не напился.

Сколько кровью своей окропил он камней,

Сколько пуль рядом с ним по камням просвистало!

Смерть с ним рядом ходила, а он – рядом