рассматривал их в связи с волшебными сказками европейского фольклора. Тиандер был кабинетным фольклористом. Сама по себе Биармия его интересовала чрезвычайно мало. Действительный интерес его был связан с путешествиями героев саг в «царство мертвых» и в «страну юности», предания о которых сохранились в фольклоре всех европейских народов и получили широкое распространение в средневековой литературе.

«Царство мертвых» и «страну юности» сказочные саги скандинавов связывали с Биармией. Почему? Тиандер попытался ответить на этот вопрос.

Холодный, безжизненный Север, льды, туманы, течения, бури, различные чудовища, отголоски древних мифов, неведомые страны и народы, «вечный» день и «вечная» ночь, сменяющие друг друга, сказочные богатства, доступные лишь смельчаку, — вот приметы пути в «царство мертвых» и в «Елисейские поля блаженных», как рисуют их фантастические саги. Их картины, по мнению Тиандера, сплетены были из традиционных представлений скандинавов, сказочных сюжетов, заимствованных из фольклора других народов и фантазии самого рассказчика.

Действительно, в таком конгломерате были и небыли, скрепленном и подкрепленном именами исторических персонажей, можно было отыскать все, что хотелось: приметы эпохи, бытовые реалии, рисующие жизнь викингов, лопарей, финнов, географические представления того времени, «бродячие сюжеты» и многое другое. Вот в этом «другом» Тиандер и нашел подтверждение бесспорному для него с самого начала положению, что скандинавы посещали берега Белого моря, входили в устье Северной Двины, торговали с жившими там бьярмами и грабили их.

Готовая концепция не анализировалась. Она лишь подтверждалась вроде бы новыми данными, которые соответственным образом истолковывались и подтягивались к ней. Разницы между различными категориями источников для Тиандера не существовало. Для него существовали только сюжеты, которые он истолковывал в силу своих филологических и литературных познаний. Отсюда выводилось утверждение о беломорском местоположении Биармии и указание на ошибочность ее отождествления с пресловутой «Пермью Великой».

Насколько я мог понять, именно в этом заключалась притягательность работы Тиандера для последующих поколений ученых. Историки принимали его положения за доказательства, не требующие ни проверки, ни аргументации.

А они как раз в этом-то и нуждались!

Перечитывая во второй или третий раз труд Тиандера, сравнивая его положения с утверждениями других ученых, я понял, почему К. Ф. Тиандер не счел нужным хотя бы однажды сослаться на самую серьезную, специально историко-географическую работу о Биармии, которая принадлежит перу С. К. Кузнецова, нашего крупнейшего специалиста по исторической географии. Вышла она за год до опубликования труда Тиандера, и не считаться с ней было нельзя, если бы Тиандер был историком и хотел соблюсти корректность.

Тиандер не был историком и таковым себя не считал. Его можно было понять. В конце концов Биармия для него была такой же сказкой, как «царство мертвых», лежащее в стране мрака и льда. Но как объяснить замалчивание работы Кузнецова современными учеными, из-за чего и сам я узнал о ней слишком поздно?

Кроме знаний и интуиции, С. К. Кузнецов обладал еще острым, весьма критичным мышлением. Не довольствуясь чужим толкованием и переводами, он всегда шел от первоисточников, прослеживая развитие заинтересовавшей его мысли или истолкования факта от первой его фиксации и до настоящего времени.

Изучение вопроса о Биармии Кузнецов начал с главного — с подборки исторических источников. Собрав все доступные ему отрывки из письменных источников — саг, исторических хроник, средневековых географических сочинений, — где упоминалась Биармия, С. К. Кузнецов дал в своей работе столь же полный обзор представлений о местоположении и достопримечательностях этой страны, начиная с XVI века и по время выхода его работы. Не оставил он в стороне и древние карты. Даже беглого ознакомления с работой Кузнецова оказывалось достаточно, чтобы понять, что вопрос о Биармии далеко не прост; одним исследованием сюжетов, где она упоминается, тут не обойтись, надо еще суметь их объяснить.

Читая Кузнецова, я досадовал, что не знал его работу раньше.

Сколько бы времени и сил она могла сберечь? Впрочем, могла ли? Мог ли я с ее помощью иначе взглянуть на курган у Пялицы? Убедила бы она отказаться от поисков следов викингов на берегах Белого моря? Нет, конечно! Через все надо было пройти самому. Конечный результат, к которому семьдесят с лишним лет назад пришел исследователь, не мог одарить меня озарением, хотя выводы наши, по сути своей, совпадали. Следовало найти принципиально иную постановку проблемы, качественно новый подход, который связал бы частный вопрос о Биармии с общим вопросом всемирно-исторического значения. В сущности, Кузнецов не сумел сделать именно этого последнего решающего шага.

Но и того, что он сделал, было достаточно.

Историк не просто поставил под сомнение плавания скандинавов в Белое море. Он показал невозможность плавания Оттара дальше Нордкапа, исходя из расстояний, скорости судов викингов, прибрежных морских и приливно-отливных течений. Столь же убедительно, опираясь на факты, он показал, что в прошлом существовало несколько «Биармий». Одни из них были реальными странами, населенными столь же реальными финнами, лопарями и другими народами, которые занимались охотой, земледелием, рыбной ловлей. Другие «Биармии» принадлежали сказкам. Туда герои отправлялись за сказочными богатствами, которые можно было добыть только с помощью волшебства и отваги. Наконец, были совершенно фантастические «Биармии», населенные духами, чудовищами, великанами, — страны, которые напрасно искать на поверхности земного шара…

Кузнецов был, пожалуй, единственным серьезным исследователем загадки Биармии, кто представлял себе не только пространства нашей планеты, на которых разворачивалось действие саг, но и реальные пейзажи — с их рельефом, растительностью, береговой линией, хозяйством местных жителей, археологическими находками и этнографическими наблюдениями более поздних путешественников. Он интересовался этой страной как историк-географ, обнаруживший внезапно в перечне вполне реальных территорий своего рода «землю незнаемую», значение которой в истории России его современники склонны были без особой на то нужды несколько преувеличивать.

Вот почему, составив первую сводку источников, повествующих об этой стране, он если и не подверг их детальному анализу, отложив это на будущее, то, во всяком случае, сопоставил друг с другом. Он сравнил точки зрения прежних и современных ему исследователей, ознакомился с картами позднего средневековья, на которых была обозначена какая-то «Биармия», и пришел к неутешительному выводу: ни на Каме, ни на Северной Двине никакой страны Биармии никогда не было. Это ошибка.

Но Кузнецов не просто отверг традиционный взгляд на Биармию. Он указал на существование какой-то Биармии на самом севере Скандинавии в районе Варангер-фьорда — к западу от современного Мурманска и к востоку от древнего Финмарка. Именно туда, как можно думать, плавали за добычей викинги. В самом деле, при внимательном чтении саг сразу же после Финмарка скандинавы оказываются в «стране бьярмов». Средневековые карты, и в первую очередь карта Олая Магнуса, в полном согласии с сагами в этих местах помещали Биармию, соответственно именуя жителей