Я называю это Адом.

Круг четвёртый.

Я стала не просто марионеткой, я стала изящной, грациозной, восхитительной фарфоровой куклой. Меня наряжали, красили, переодевали из раза в раз, преподнося всё более элегантные наряды. Я не возражала. Я не имела на это права.

Андреас возил меня по разным странам, показывал своим людям, словно я экспонат. Он гордился мной, предоставляя, будто я вещь.

— Что за прекрасное создание, Андреас? — старик в приличном костюме с красоткой под боком улыбался мне белоснежными зубами. Его залысина светилась под лампой.

— Моя любовница, рыжая принцесса Тереза-Лилиан Хендерсон, — представил меня Андреас. Старик облизал пересохшие губы, и я нахмурилась. Красотка рядом с ним жевала жвачку, скучающе осматривая очередной изысканный ресторан с классической музыкой.

— У принцессы есть цена? — спрашивает старик и рука Андреаса напрягается на моей талии.

— Я не вещь, чтобы меня покупать, — говорю я, стойко поднимая подбородок. Я пережила многое за последние месяцы, но внутреннюю силу из меня не выбьют никогда, какие бы меры не придумывал больной ублюдок.

— Вещь, принцесса. Если ты с Андреасом, ты всегда была и будешь продуктом пользования, — я морщусь от слов старика. От него пахнет деньгами и нетерпимой вонью.

— Достаточно, — говорит Андреас, предупреждая и меня и старика замолчать. Я хорошо знала этот тон голоса. Он гордился тем, что я дала отпор, но не гордился моей сговорчивостью. Я должна молчать и улыбаться.

Аукционы. Званые ужины. Рестораны. Отели. Фешенебельные рестораны. Бальные залы. Дома моды. Гольфы. Боже. Единственным плюсом из всей ситуации было то, что я побывала в большом количестве стран мира. Франция, Бразилия, Германия, Англия, Канада, Мексика, Голландия, Швеция, Индонезия. Я чувствовала себя хорошо только в самолёте, когда Андреас засыпал и я находилась в тишине. В тишине далеко в небе. На свободных перистых облаках. Я летела и парила. А после возвращалась в реальность.

Губительную, разрушительную, бедственную реальность.

— Прекрати это делать, — кричит Рой и бьёт меня в затылок. Я сжимаю челюсть, оборачиваясь и со всей силы замахиваюсь кулаком, бью его в челюсть, но он успевает присесть и пробивает мне пресс.

— Что, чёрт возьми, не так? — непонимающе смотрит Рой, я рычу и делаю рывок.

— Нет, босс, из всего уважения к тебе, я не позволю тебе тренироваться в таком состоянии. И так продолжается не первый месяц, — говорит он и отворачивается, качая головой.

— Дерись! — кричу я, делая замах, но он отталкивает мою руку, и я останавливаюсь, скидывая перчатки. Со мной что-то не так. Все чёртовы месяцы со мной что-то не так и я не могу найти гребанную причину. Мой лучший друг, с которым я разговаривал, не просыхает от алкоголя. Другим свои подчиненным я не доверяю. Я зол, я в гневе большую часть своего времени. Малейшая ошибка моих работников и агентов вызывает во мне необузданную ярость. Они не привыкли видеть меня таким. Я молчалив и холоден, апатичен и отрешён. Я не поддаюсь гневу.

Я делаю глоток холодной воды и закрываю глаза. Рыжие волосы падаю с её плеч, её длина скрывается за спиной, а передние волосы игриво завиты. Она смущённо улыбается и прикрывает своё идеальное стройное тело. Я сжимаю челюсть.

Она мой договор. Она была моей ценностью, пока договор не был подписан. Теперь же не имеет никакого смысла. Три гребанных месяца я вбиваю себе в голову, что её волосы, выразительные глаза и губы ничего не значат.

Я выхожу на улицу и замираю. Когда успела прийти весна? Весна. В её глазах всегда смешивались оттенки травы и новых листьев, создавая чувство свежести и прихода весны. Казалось, что в этих глазах умещается вся приходящая красота — цветущие сады, шелковистые лепестки цветов, лазурные небеса. Ветерок подул, развивая мои мокрые после тренировки волосы.

Она мне мерещится. Она мне снится. Она галлюцинация. Она засела в голове, как опухоль. Она отравила меня своим присутствием, заставляя помнить каждое слово и изгиб лица. В ней моя потребность. Делаю глубокий вдох, отрезвляющий мысли и закрываю глаза, выставляя лицо небу.

Телефон звонит, я лениво открываю глаза и долго смотрю на экран. Дядя. Андреас не звонил мне около двух месяцев. Последний наш разговор начался с «Поздравляю, сынок. Договор подписан. Компания Хендерсон Консалтинг теперь твоя». И закончился так же быстро моим коротким «Спасибо». Спасибо, блять.

Я погубил её. Уничтожил самым отвратительным образом. Отдал ему, прекрасно зная, что он может с ней сделать. Но я не знал… Правда не знал. Мой план состоял в другом. Привести её на день рождение Андреаса, показать её тягу ко мне, убедить Андреаса поверить мне и оттянуть срок её подписи ещё на время. На время, пока я не решу, что делать. Я не знал, что Андреас задумал свой план. Он украл её у меня из-под носа. Секунда, она сидит с Эйвоном, и довольная жуёт сладкий десерт. Другая, её уже нет. И никто её не видел. Пока дядя не объявил, что главную ценность и золото, главный подарок он забрал себе.

В тот вечер я почти сжёг свой особняк. Я разрушил всё помещение. Я изуродовал стены и мебель, уничтожил её комнату, не притронувшись к наброскам её картин. Это единственное, что у меня осталось. И её блокнот. Блокнот с ценными рисунками.

Эйвон возненавидел меня, потому что я так просто сдался. Но я не мог. Он забрал её у меня, как мою родную мать. Спрятал. Вычеркнул из моей жизни, словно её и не было.

— Да? — я беру трубку. Дядя здоровается со мной, переговаривает о паре важных вещей по бизнесу с мексиканцами, о которых я напрочь забыл. Я соглашаюсь, киваю, сжимая челюсть и кулаки.

— И да, Харрис. Прошу, подготовь ресторан. Мы скоро вернёмся в Ирландию. Я скучаю по Дублину, а моё золотце вдруг перестала рисовать. Кажется, ей нужно напомнить о доме, — говорит он и я замираю. Я наблюдаю, как только недавно раскрывшиеся почки дерева колышутся на ветру и молчу. Перестала рисовать…

— Ты меня слышишь? — спрашивает недовольно дядя.

— Конечно, — говорю я. Моё золотце. Она никогда не была