– Не смей! Не трогай! – взревел Рошаманд так громко и яростно, что бедняжке Роуз наверняка стало больно. Да и молодняк на улице слышал.

А я хохотал все сильнее. Остановиться не мог. Сам не хотел смеяться, но просто покатывался со смеху.

Схватив телефон, я мгновенно спрятал его в карман, вскочил на кресло, с него на стол и, продолжая неудержимо смеяться, зашагал к Рошаманду.

– Ох, Голос, – кое-как выговорил я меж приступами смеха, – какое же ты дитя! Молодой да ранний! Ну как тебе вообще пришла мысль, что твой глупый план сработает?

Голос мгновенно возник у меня в голове, причем разъяренный до крайности:

– Я убью твоего сына! И ты мне никак не воспрепятствуешь!

– Ну да, да, – все так же смеясь, я шагал по составленным в ряд позолоченным столикам, – знаю. Я уже слышал твои угрозы, правда? Да разве ты еще не понял, что я тут – единственный, кто и в самом деле тебя любит?

Дойдя до конца стола, я сел на краешек – сбоку от Рошаманда. Тот гневно уставился на меня.

Правой рукой выхватив из-под полы топорик, я левой ухватил Рошаманда за левую руку чуть ниже плеча и с громким хрустом опустил топорик на его запястье. Все произошло за десятую долю секунды.

Серповидное лезвие сверкнуло в свете люстр. Отрубленная кисть полетела через стол. Рошаманд в ужасе закричал. Все остальные громко ахнули, подавшись вперед.

Рошаманд растерянно поглядел на руку, из которой хлестала кровь, и дернулся, силясь вырваться из моей хватки.

Как я и надеялся, у него ничего не получилось. Он даже шевельнуться не мог.

Мариус, Сет, Сиврейн и Грегори смотрели на Рошаманда в упор, при помощи мысленного дара удерживая его на месте. Я знал, что они придут мне на помощь!

Кровь все так же струилась из левой руки Рошаманда на стол.

Рошаманд попытался заглушить крик, но не смог.

– Найдется ли в доме место, чтобы сжечь эту руку? – спросил я. – Конечно, я могу испепелить ее прямо тут, но не хотелось бы испортить стол.

– Нет! – взвыл Рошаманд, неистово пытаясь вырваться, извиваясь и дергаясь в моей хватке и в державших его незримых тисках. Я видел, как начинает затягиваться рана на запястье, подчиняясь сверхъестественным вампирским свойствам.

– Позвони своему безмозглому подмастерью, – велел я, – и вели освободить моего сына, а не то я разрублю тебя на куски. И каждый кусок сожгу прямо у тебя на глазах. – Нагнувшись, я заглянул ему в глаза. – Даже не помышляй обрушить на меня свой роковой огонь! А не то остальные испепелят тебя на месте.

Рош застыл в ярости и панике. Ему же хуже.

Я снова размахнулся и снова опустил топор – на сей раз чуть ниже его плеча, отрубив оставшуюся часть руки.

Он так завопил, что аж люстра закачалась.

Рошаманд уставился на обрубок.

Я отшвырнул отсеченную руку на середину стола. Сидевшие там отпрянули. По паркету заскрипели поспешно отодвигаемые кресла.

Рош все так же смотрел на руку и кричал без остановки. Наконец он зажал рот правой рукой и застонал – протяжно и глухо.

Большинство присутствовавших повскакивали на ноги и медленно пятились от стола: их реакция меня ничуть не удивила.

Даже самым стойким духом и умеющим владеть собой вампирам нелегко видеть, как кого-то столь жестоко уродуют – хотя они и знают, что отрубленную конечность можно приставить обратно и она прирастет. Но, конечно, если сжечь отрубленное… тогда и приставлять будет нечего, верно?

– Нам нужна жаровня с углями, – сказал я. – Или и в самом деле просто испепелить обрубки Огненным Даром? – Я обвел взглядом своих союзников и снова повернулся к Рошаманду. – На твоем месте я бы послал Голос ко всем чертям, а сам позвонил бы Бенедикту и велел освободить моего сына.

И я вытащил из кармана телефон и с громким стуком положил его на стол.

– Бенджи, включи громкоговоритель, ладно?

Бенджи повиновался.

– Вижу, дружище, рука у тебя уже подживает, – обратился я к Рошаманду. – Может, отрубить обе ноги сразу?

Рошаманд с величайшим трудом сдерживал стоны и всхлипы. Он вскинул на меня взгляд, исполненный величайшей муки, и снова перевел его на отрубленную кисть и руку.

– Я прикажу Бенедикту убить мальчишку! – пригрозил Голос, объятый такой же паникой и яростью, что и Рошаманд. – Вот сию секунду и велю!

– Ничего ты не велишь, – пробормотал я себе под нос и опуская взор, чтобы окружающие поняли: я разговариваю с нашим главным врагом. – Потому что если бы только Бенедикт был настроен его убить, уже давно бы убил. Нет, он не станет делать ничего подобного, пока не удостоверится, что его создателю ничего не грозит. Готов ручаться, его верность своему создателю несравненно больше верности тебе!

Я обернулся к Рошаманду.

– Давай же! Вели твоему отпрыску Бенедикту отвечать нам четко и ясно – а не то я отрублю тебе обе ноги, а потом этим же топором вскрою тебе грудную клетку.

Рошаманд поднес правую руку ко рту, как будто его вдруг затошнило. Мертвенно-бледное лицо покрывала пленка кровавой испарины, он весь дрожал. С трудом подняв телефон, он попытался набрать номер, но пальцы не повиновались ему, и он то ли отбросил, то ли просто выронил телефон из окровавленных пальцев.

Все ждали.

Из телефона раздался чей-то голос: голос вампира.

– Рош? Рош, ты мне нужен! Рош, все пошло наперекосяк!

Голос осыпал меня проклятиями по-французски. Потом по-английски. Я – выродок, я воплощение скверны. Мне это уже кто-нибудь говорил? Я – ходячее проклятие. Я – все, что только ни есть в мире гнусного и отвратительного.

– Бенедикт, – холодно произнес я, – если ты не освободишь моего сына целым и невредимым, я разрублю твоего создателя на куски. Понял? Я уже отрубил ему правую кисть и руку по плечо. На очереди нос и уши. Потом я сожгу все отрубленное и приступлю к ногам. Хочешь, пошлю тебе фотографии?

Бенджи и в самом деле уже делал снимки телефоном. А на телефоне Рошаманда явственно отображался номер, с которого разговаривал Бенедикт.

Бенедикт зарыдал.

– Но я не могу… Пожалуйста, не калечьте его! Я просто не могу… В смысле… в смысле, Виктор уже и так на свободе. Он освободился. Рош, дайте мне поговорить с Рошем! Рош, мне нужна твоя помощь! Помоги мне, Рош! Она ожила. Проснулась. Вырвалась из пут. Рош, она убьет меня. Виктор освободился. Виктор сбежал. Рош, все пошло наперекосяк!

Рош откинулся на спинку кресла и возвел глаза к темному стеклянному потолку. По телу его пробежала медленная дрожь. Обрубок на плече уже затянулся и больше не кровоточил.

– Ох, Бенедикт, – простонал он.

– Скажи нам, где ты! – встрял Бенджи. – Скажи скорее! Если ты заставишь меня самого отслеживать, откуда идет звонок, клянусь, Лестат отрубит этому гаду язык.