Это произошло в начале осени. Ближе к зиме, когда мы уже вытащили Андре, и он хворал и хандрил в Лэнде, Санька затосковала так, что решила все бросить и вернуться к нам, невзирая ни на какой учебный год. И тут-то ей припомнили расписку и объяснили, что она теперь «невыездная» (подтвердив наши домыслы о том, что их интерес к Лэнду имел не мистическую подоплеку, а, так сказать, сугубо научную).

Санька была так ошарашена, что даже спорить не стала. Только пыталась связаться с нами, но безрезультатно. К счастью, ей случайно встретился в городе Витька, и она все ему рассказала. А Витька отправился якобы в Тверь, к родне жены за каким-то хозяйственным делом, а сам на попутках перебрался в Ярославль и сумел-таки подать нам сигнал бедствия.

— Сегодня я дежурю ночью, — закончила Санька свою грустную повесть, — а завтра вечером мы должны ехать в Питер. До конца каникул. На экскурсию со старшими классами.

— В Питер? — переспросил Андре. — Который Петербург? «Жемчужина архитектуры», как говорит дон Пабло? Ну и отлично. Поедем в Питер. Там есть море.

— Ты думаешь, получится?

— Я знаю, что «голландцев» попросили там подежурить. Давай, вари свои пельмени, а то я с голоду помру на радость вредным теткам.

Санька неуверенно предложила ему не ходить с ней на дежурство, а спокойно поспать в ее комнате. Андре отказался, и оба понимали, что он прав. Санька боялась, что без нее он исчезнет; Андре боялся, что Саньку стащат у него из-под носа, а спокойно спать в этой квартире все равно было бы невозможно: там уже начиналось гулянье, грозившее плавно перейти в большие неприятности.

Дежурство в интернате в ночь со второго на третье января — тоже одна большая неприятность, поскольку некая компания старших ребят наметила провести там свой сабантуй. Андре довольно скоро пришлось выйти из подполья и включиться в воспитательный процесс, то есть поизвлекать спиртное из различных тайников (в частности в мужском туалете). Батарея бутылок была заперта в кабинете директрисы, но передряги на этом не кончились.

Главный владелец изъятого арсенала и организатор сорванного мероприятия, некий Петя, начал качать права. Был этот юноша не по годам плечист и крепок, имел нахальную откормленную физиономию (что не совсем вязалось с образом несчастного интернатского ребенка), серьгу в ухе, рубаху навыпуск и нараспашку, под ней майку с черепом, а также двух юных поклонниц, повисших на его плечах. Одна была обесцвеченная блондинка, другая выкрасилась в ярко-рыжий цвет, и обе почему-то тоже отличались круглыми щеками, придававшими им несколько поросячий вид.

— А ты кто такой? — спросил Петя у Андре довольно агрессивно. — Чего тебе здесь надо?

Андре не стал представляться по всей форме, а сочинил себе легенду из обрывков русской классики и той информации, которая долетела до него из телевизионных новостей.

— Ты разве не слыхал, что мэр Москвы решил провести рейд по интернатам?

— Чего?

— Того! Послал повсюду ревизоров. А утром подведет итог: сколько кубометров спиртного удастся изъять.

Вокруг них собралась небольшая толпа, и при последней реплике началось гомерическое веселье — не в пользу Пети. Тот пошел в атаку:

— А документик предъявить ты можешь?

— Зачем? Я ревизор инкогнито.

Хохот усилился. Кто-то бросил:

— А Петя «Ревизора» не читал.

— Ну, ты! — Петя ринулся на обидчика, но был мгновенно обезврежен.

— Пусти! — буркнул поверженный герой. — Ты, блин, дерешься, как Александра Николавна.

— Серьезно? Ты дерешься с Александрой Николавной? (Отчество, недолго думая, позаимствовали у меня). И часто? Ладно, иди, остынь немного, — напутствовал его Андре.

— А с Александрой Николавной вы бы тоже не справились, — доброжелательно сообщил знаток «Ревизора».

Это был маленький очкарик из тех странных ребят, которые ходят за учителями по пятам и вечно что-нибудь рассказывают — бесконечное и в меру интересное. Видно, им очень нужно взрослое внимание. Андре улыбнулся:

— Я не буду драться с Александрой Николаевной. С дамами драться не положено.

— Может, и не положено, а только она умеет драться лучше всех.

— И часто ей приходится драться? Хоть с этим Петей? — обернулся Андре к Саньке.

— С Петей — нет. Он, в общем, теленок. Тут есть несколько настоящих бандитов. С теми посложнее. Но их сейчас здесь нет. Считается, что родители взяли их домой на каникулы. К счастью.

— Ничего себе работка у тебя.

— Да как сказать? Я разнимала драки. При этом приходилось иногда применять силу. Весь мой ничтожный авторитет лишь на том и держится. Остальное никого не интересует.

Когда дежурство кончилось, и они вышли в отступавший сумрак утра, Андре сказал:

— А ведь, наверно, ты сейчас и в самом деле сильней меня. Надо будет подраться с тобой, что ли… Вот вернемся домой…

— Подраться можно, но вряд ли я буду сильнее. Я здесь все время чувствую, как жизнь будто куда-то вытекает. Скоро я, наверно, тоже начну задыхаться.

Они не обратили внимания на микроавтобус с затемненными стеклами, который дежурил всю ночь возле интерната, а теперь медленно подъехал к ним. Их достаточно вежливо попросили подняться внутрь и провели краткую разъяснительную беседу, то есть еще раз напомнили, что Санька не может никуда уехать, а у Андре нет никаких прав возмущаться, поскольку брак их нигде и никаким образом не зарегистрирован. Но если он захочет присоединиться к Саньке и перебраться в Москву — пожалуйста. Хорошему специалисту работа везде найдется.

— Но мы… но я сегодня должна ехать со школьниками в Питер, — пробормотала Санька. — Я не могу не ехать. Это как раз и есть моя работа.

— В Питер? Ну, в Питер — пожалуйста. Мы там за вами присмотрим, — пообещали обитатели автобуса-лаборатории с выразительными улыбочками.

Лабораторию внутри автобуса подробно рассмотреть не удалось, но на всякий случай колпак решили пока больше не ставить, обойтись просто щитом.

В квартире было тихо. В сиреневом зимнем свете проступал кавардак на кухне: миски, тарелки, бутылки, объедки. Но никто не мешал плескаться в душе и спокойно попить чаю. Андре после дежурства и беседы в автобусе повеселел и в то же время подобрался в струнку. То ли близкая авантюра так его взбодрила, то ли какая-то новая мысль, которую он крутил то так, то этак, но Саньке до поры не высказывал, отделался абстрактным сообщением:

— Иван мне говорил, что чай по-настоящему можно попить лишь в Москве.

— Да, если, например, явиться в гости к Вите и Тане. Витя говорит: «Мой чай — моя крепость». Но мы сегодня уже не успеем. Надо не забыть им позвонить перед отъездом.

— Ты ложись спать, а я покараулю, — сказал Андре. — Тебе еще и следующую ночь работать.