Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я бы списала это состояние на усталость и сонливость, но ясно вижу, что дело вовсе в другом.
— Когда мы ещё приедем? Скажи, когда? — настойчиво требует.
Мое тело напряжено. Я замираю и не двигаюсь. В горле образовывается колючий ком, а вдохнуть я и вовсе не могу — по мне будто проехались катком.
— Когда захочешь, — сдается Наиль. — Можем сделать это нашей традицией. Возвращаться из года в год к истокам.
— Втроем? Ты, я и мама? Честно?
Я мечу взглядом в мужа. Сжимаю пальцы в кулаки. Какой ужас. Что мы натворили? Для чего организовали поездку? Чтобы ещё больше разбередить раны?
Театр был не только с нашей стороны — Мышка тоже прониклась и вполне неплохо сыграла. Я даже по-настоящему поверила.
Кровь молниеносно вскипает в венах и разгоняется по организму. Если бы не ребёнок, я бы стукнула Наиля чем-то потяжелее. И не только в колено.
Пусть даже не смеет объяснять. Хватит. Как он представляет себе исполнение ежегодной традиции? Как видит её с учётом того, что теперь у каждого из нас своя личная жизнь?
— Пойдем. Я уложу тебя спать, и заодно поговорим.
Наиль вместе с Маришкой уходит в дом, а я остаюсь одна. Становится пронзительно тихо и страшно.
Я складываю грязную посуду в одну стопку. Убираю продукты в холодильник. Действую на автопилоте, чтобы хоть чем-то себя занять и не свихнуться.
Взяв салфетки, вытираю стол. Расхаживаю из угла в угол. Управившись с уборкой, заглядываю в домик Наиля и мою руки в прилегающей ванной комнате, глядя в отражение зеркала и удивляясь тому, какой у меня всё-таки безумный вид. Щёки красные, шея бледная. Зрачки расширены и бегают из стороны в сторону. В голове бьётся одна-единственная мысль: зря, зря, зря.
Мы с мужем одновременно возвращаемся на веранду, а я к тому времени накручиваю себя всё сильнее. Нужно откровенно поговорить. Выбрать одинаковую тактику. Не отступать и не поддаваться, если не хотим наделать большей беды.
— Зачем? Господи… Зачем, Наиль?
Я срываюсь на претензии и повышаю тон. Мне уже не холодно, но под пристальным взглядом глубоких тёмных глаз по спине и предплечьям рассыпаются мурашки.
Наиль длинно выдыхает. Молчит. Как только я перестаю мельтешить и опираюсь о стол, решительно шагает навстречу и ставит руки по обе стороны об моих бёдер.
— Поль… Полька… Не злись.
Во рту становится сухо. Чувства воспалены. Откат измельчает меня в крошку. Хочется тоже стать маленькой девочкой и капризничать. Я чертовски устала быть сильной за эти два месяца одиночества.
— Зачем? — звучу чуть тише. — Что ты ей сказал? Неужели ты не понимаешь, что мы делаем только хуже этими семейными встречами…
Наиль нависает надо мной нерушимой скалой.
Приближается. Теснее и теснее.
Нежно касается губами моего лба. Застывает. А меня буквально ведёт от близости с ним. Я даже взгляда поднять не рискую. Рассматриваю в полумраке воротник футболки-поло, смуглую кожу и болтающийся на шее серебряный крестик.
— Потому что хочу, Поль. Приезжать сюда втроем. С тобой.
— В дыру.
— В дыру, да.
Я отвожу голову, и шумный выдох проходится по виску. Меня знобит от перевозбуждения и страха.
— Обещаешь зачем? То, что не в силах выполнить?
Сердце яро колотится и таранит рёбра. Запахи всюду — они только усиливают эффект. Просачиваются в волосы, кожу и кровь. Не знаю, как я усну. Понятия не имею, как буду существовать после возвращения. Я ни разу не сильная. Мне по-настоящему без Наиля плохо.
— Я хоть что-то обещал и не выполнил?
Мотаю головой. Учащённо дышу. Мышке — нет. Она знает, что любое желание и любую прихоть папа расшибётся, но сделает. Хоть луну с неба достанет, если нужно.
— Она же маленькая, Иль. Я думала, что Маришка смирилась с нашим расставанием, но дело куда хуже. Она на секунду поверила, что всё вернулось на круги своя.
Я завожусь с пол-оборота — настолько мне обидно. Упираю ладони в каменную грудь. Толкаю. Убежать хочу. Наиль не отшатывается, а только прижимается животом к животу. Без единого зазора между нашими телами.
— Я тоже поверил, Поль…
В голове происходит мощный взрыв. Я зажмуриваюсь и мну футболку мужа. Жалею, что нельзя ругаться во весь голос.
— Пусти, Иль… Пожалуйста, хватит… Не мучай… — я срываюсь и молочу кулаками по груди. Сопротивляюсь тому, что чувствую, и чего хочу. Боюсь ошибиться и перепутать. Неправильно понять. Понадеяться — и снова пойти ко дну. — Думаешь, можно попробовать с другой, а затем спокойно передумать и вернуться?
Наиль медленно выдыхает. Прижимает к себе так сильно, что хрустят кости. И смыкает руки в плотный замок за моей спиной.
Я спросила, но хочу преждевременно заткнуть уши и избавиться от возможного будущего разочарования.
— Я ни с кем не пробовал, Полька. Меня ещё в первый вечер после того, как съехал, накрыло и, наверное, до сих пор не отпустило.
Осознав, что я больше не дёргаюсь, Наиль перемещает руки и обхватывает ладонями мои щёки. Заставляет поднять взгляд. Смотрит долго и внимательно, вытягивая все эмоции до последней капли.
Поймав зрительный контакт, зависаю. Смотрю, как двигаются губы. Как мерцают в полумраке глаза. Смысл улавливаю, но не до конца осознаю.
— Настя присутствовала с тобой практически на всех фотографиях… Я думала, что вы вместе. Следила. Изводила себя.
Уголки губ дёргаются. Да, я ревную. Слышишь? Сильно-сильно ревную. Каждый день и до сих пор.
Улыбка получается расслабленной и кривоватой, но до боли родной. Хочется потрогать кончиками пальцев.
— Мы вместе работали, Поль. И я ни хрена тебя не отпустил. Осторожно выспрашивал у Мышки, с кем вы проводите время и гуляете. Кого встречаете. Наверное, я никогда так внимательно и, не перебивая, не слушал ребёнка…
Качнув головой, не верю. Истерически посмеиваюсь. Чувствую, как из глаз катятся слёзы.
— Минус очко тебе за это, Саркиев. Так нельзя.
— Знаю. И эта поездка… Мы с Мариной заранее её спланировали.
Крепость рушится