Неделю они соблюдали траур по усопшему Иззи Хершу, каждый вечер квартиру наполняли довольно беспардонные раввины, проводились совместные молитвы, а потом приходили гости. Для Джейка самым приятным временем было начало дня, когда за протяжным завтраком изнемогающие Херши, борясь с дремотой, делились воспоминаниями о детстве, о школе, о первой работе, о столкновениях с франко-канадцами.

— Они такие недалекие! — говорила тетя Малка, недоуменно подымая брови. — Была у меня одна знакомая, так я ей в пятницу анекдот расскажу, а она только в субботу, посреди церковной службы расчухает, и давай смеяться!

— А что сепаратисты?

— А что сепаратисты? С ними надо бороться путем планирования семьи. Чтоб не плодились, как кролики!

Внезапно в квартире потемнело — это Ирвин перекрыл необъятной тушей проем балконной двери. Около уха, как всегда, бормочущий транзистор.

— Арни засадил «птичку» на пятнадцатом. Теперь он всего на две отстает от Каспера.

— Ну, Арни! Во дает!

— А что же Никлаус?[344]

— Время покажет.

Джейк кое-как все же перевел разговор на брата Джо и его отца Баруха.

— Когда Баруха перетащили сюда, ты только представь: его сын в жизни не видал банана. Наш папа дал ему банан, так он его стал с кожурой есть!

Дядя Эйб, улыбаясь сладостным воспоминаниям, со смешком сказал:

— Барух еще на судне бандитствовал. У какого-то чужого еврея украли кошелек. Искали, все перевернули, нет как нет. При высадке у подножья трапа поставили двоих полицейских, чтобы они досматривали ручную кладь. А Барух эдак вразвалочку спускается, и сумка у него уже открыта — смотри не хочу. Жует яблоко и в ус не дует. А деньги из того кошелька как раз в яблоке-то и были.

— Барух — да-а! Такое вытворял!

И в этот миг Джейк, приехавший, чтобы вместе с Хершами оплакивать отца, — мало того, успевший за время траура стать к ним ближе, чем когда-либо, почувствовал, что должен защитить честь Всадника, раз уж сам он отсутствует. Без всяких предисловий Джейк повернулся к дяде Эйбу и в двух словах напомнил о последнем визите Джо в Монреаль — о том, как его поджидали в машине около дома на Сент-Урбан какие-то люди, о раскуроченной «эмгэшке» в лесу и о Дженни, которая с тех пор их всех на дух не переносит.

— Это ведь вы сдали его, не правда ли, дядя Эйб?

Дядя Эйб покраснел как рак.

— Ты о чем это лопочешь, пьяный полудурок?

— Все, что я хочу, это чтобы вы ответили прямо.

— Ну, так вот тебе мой ответ! — И, влепив Джейку полновесную пощечину, он вышел из комнаты.

— Вот-те на… — Джейк, совершенно ошарашенный, пытался с улыбкой смотреть на лица, ставшие вдруг враждебными. Ему будто говорили: да-да! это тебе еще мало досталось!

В комнате воцарилась душная тишина.

— Вот послушай, — подал голос дядя Лу. — Я расскажу тебе про девчонку, которая отказывалась пользоваться колпачками, потому что не хотела у себя в детской иметь венецианское окно.

— Своими идиотскими анекдотами ты достал уже, дядя Лу!

— Перебрал, перебрал пацан. Ну и ананас тебе в задницу.

Глядь, и Рифка с ними — сидит, кулак ему показывает.

— Ты сюда раз в год приезжаешь, а как приехал, с утра до ночи пьешь и ссоры затеваешь. А потом — фьюить! — опять улетел. Кому ты такой тут нужен-то?

Мигом пробудившийся к активной жизни Герки тоже встрял:

— Куда, кстати, подевался фильм про Джеймса Бонда, который ты якобы должен был снимать? Тоже мне, шишка на ровном месте.

— Ушел-ушел-ушел! — Не выдумав ничего остроумнее, Джейк возмущенно удалился на балкон и унес с собой бутылку бренди.

К несчастью, на балконе оказался Ирвин. Гороподобной тушей занимая полбалкона, он громко пыхтел, карманными щипчиками подстригая ногти[345]. Под злобным взглядом Джейка он вскочил и ретировался, сложными движениями бровей пытаясь вымолить прощение.

— Эй! Мудак! Ты словами что-нибудь сказать можешь?

— Ну могу.

— Так давай! Говори уже.

Ирвин подумал, повращал глазами. Ненадолго остановил взгляд на резервуаре с бензином возле заправочной станции «Эссо» напротив дома. Почесал в голове и посмотрел после этого на ногти. В конце концов сказал, напирая на каждое слово:

— Ты сколько зайцев поймать-то хочешь?

Тьфу ты, пропасть! — про себя выругался

Джейк и поплелся назад в гостиную, где при его появлении все друг от друга так и отпрянули. Перед тем, видимо, шептались.

— Послушайте, — взмолился Джейк, — ведь мы же все умрем…

— Ты это к чему? — нахмурился дядя Сэм.

— …да сядь ты, сядь, глупый ты человек, я не заразный. Черт, ну вот зачем я только сижу тут с вами? Я же во все это не верю. Зачем было пытаться вас умаслить?

— Из уважения к отцу.

— Да никогда я отца не уважал.

— Опаньки!

Я любил его, про себя добавил Джейк, но им бы он этого не сказал ни за что.

— Не прошло и недели, как он умер, — взвизгнула Рифка, — а он его уже не уважает! Вы слышите? Вы все слышите?

— Ну, дорогая, он же не оставил денег! А раз так, чего ради напрягаться?

— Какой же ты мерзкий! Скотина. Женившись на шиксе, ты разбил его сердце!

Шлепая тапками, вернулся дядя Эйб.

— Мне не следовало бить тебя. Прости, Джейк.

— Нет. Вам, черт побери, действительно не следовало бить меня. А что следовало, так это дать прямой ответ на мой вопрос.

— Неужто ты не можешь, — голос дяди Эйба звучал устало, — хотя бы извинение принять как джентльмен?

— Это вы подсказали, где им найти Джо?

Вздохнув, дядя Эйб увлек его в кухню и затворил за ними дверь.

— Ты что, там, в Лондоне встречался с Джо?

— Думаю, он сейчас в Южной Америке. А я с ним не встречался с детства.

В глазах у дяди Эйба промелькнуло облегчение. А может, Джейку это только почудилось.

— Тебе повезло, значит. Потому что он мерзавец.

— Это надо бы обосновать.

— Ты-то своего двоюродного брата обожаешь. Я правильно понимаю?

— Может быть.

— Джо действительно был на гражданской войне в Испании. Воевал в интербригаде. И это ему, конечно, зачтется, но…