Теперь слышен голос ведьмы – размеренный шепот, похожий на бормотание недовольного ребенка, боящегося, что его услышат и накажут взрослые. Судя по повторяющемуся ритму – какое-то заклятье или призыв, читаемый подряд неведомое количество раз, больше для того, чтобы ввести читающего в транс, нежели для каких-то практических нужд. Навряд ли блуждающий дух убитой можно вытащить на свет Божий вот так, попросту твердя какой-то заговор…

Последние шаги.

Тише.

Еще тише…

Ведьма сидела спиной к двери прямо на полу в своем белом платье – внутри круга, очерченного углем, с установленными вокруг свечами. Голова безвольно свесилась набок, будто утомленная долгим трудом женщина, вынужденная ждать чего-то, засыпала на месте от усталости и скуки, однако бормотание не стихало, и воздетые к потолку руки не падали вдоль тела, подергиваясь в каких-то не понятных простому смертному пассах. Сейчас, наверное, она даже не услышит шагов за своей спиной, как не услышала шипения стали клинка, выползшего из ножен…

Шаг…

Еще один…

– Пошла! – рявкнул позади до отвращения узнаваемый голос, и пребывающая в трансе ведьма мгновенно сорвалась с места – кувыркнувшись далеко в сторону прямо с коленей, не тратя времени на то, чтобы встать, сразу оказавшись у дальней стены и лишь там поднявшись на ноги.

Охотник рванулся за ней, но тут же застыл на месте, удержанный окриком за спиной, и, наконец, медленно обернулся, уже зная, что увидит там, – направленный прямо в живот арбалет.

– Брось, – кивнув на кинжал в руке Лукаса, произнес Курт негромко.

Тот помедлил и, зло поджав губы, неохотно разжал пальцы.

– Ближе.

Лукас стоял неподвижно еще несколько мгновений и, с явным усилием сдерживая раздражение, все так же неторопливо носком сапога подпихнул брошенное оружие вперед.

– Дальше в комнату, – велел Курт, не отводя взведенного арбалета. – Спиной вперед. И четыре шага направо. Руки на виду.

Лукас медленно попятился, приподняв руки с открытыми ладонями, и остановился у стены подле запертой на задвижку ставни. Курт прошел в комнату следом, Нессель торопливо и опасливо сдвинулась в сторону, оказавшись за его спиной, и охотник замер, так и не произнеся какую-то язвительную реплику, еще миг назад готовую сорваться с языка: в дверь, на ходу подобрав брошенный им кинжал, вошел Ян Ван Ален, и по тому, как размеренны и подчеркнуто сдержанны были его движения, было очевидно, отчетливо ясно, какой ураган бушует сейчас там, за этой стеной нарочитого спокойствия…

– Нож в сапоге, – подсказал он тихо, едва выталкивая слова сквозь сжавшиеся в линию губы, и Курт кивнул:

– Лукас? Нож на пол. Медленно и без лишних движений.

Охотник остался стоять, не шевелясь, неотрывно глядя на брата и не произнося ни звука, и Ван Ален рявкнул так, что майстер инквизитор едва не вздрогнул, а пальцы чуть не сжались, спустив стрелу:

– Выбрось чертов нож!

– Ян, – остерегающе произнес Курт и повторил, не повышая голоса: – Выбрось нож, Лукас, или я заберу его с твоего похолодевшего тела. Я бывал в твоем положении, и поверь мне, расклад таков, что дергаться смысла нет.

Тот замялся еще на мгновение, потом все так же молча и медленно наклонился, двумя пальцами вытащил нож и, бросив его на пол далеко вперед, распрямился, по-прежнему глядя мимо направленного в его сторону оружия, на потемневшее лицо Ван Алена.

– Сядь на пол и положи руки на колени.

На сей раз Лукас подчинился сразу, и Курт, пройдя к столу, присел на столешницу, разрядив арбалет и убрав его в чехол за спиной; все же испытывать столь долго улыбавшееся ему везение он опасался, а не вовремя сорвавшаяся стрела могла перебить единственную ниточку в буквальном смысле намертво.

– Закрой дверь, Ян, – попросил он устало. – Предчувствую, что разговор у нас будет интересный, и не хотелось бы, чтобы он был невежливо прерван внезапным уходом собеседника.

– На побегушках у инквизитора? – заговорил, наконец, Лукас, когда охотник все так же неспешно и сдержанно стал закрывать створку. Ван Ален замер на миг, стоя спиной к брату, и, с грохотом захлопнув дверь, рывком развернулся, почти выкрикнув:

– Заткнись, Лукас, пока я не размазал тебя на месте!

– Ян! – повысил голос Курт, и тот застыл, вцепившись в ручку двери, будто опасаясь, что, отпустив ее, сорвется в пропасть, внезапно разверзшуюся у его ног.

– Ты… – болезненно выдавил Ван Ален, прожигая брата взглядом, в котором смешались отчаяние, ненависть и растерянность разом. – Ты пришел сюда убивать женщину, и ни капли сожаления не вижу…

– Женщину? – переспросил тот с подчеркнутым удивлением. – Ведьма, Ян! Это – ведьма. Мы таких, как она, резали, жгли и топили, и это было нашей работой, а теперь вдруг в тебе проснулось сострадание?

– Она никому не причиняла вреда! Никогда никто из нас не поднимал руку на подобных ей!

– Брось, – оборвал его Курт, и Ван Ален запнулся, по-прежнему сжимая в пальцах одной руки дверную ручку, а другой – рукоять подобранного им кинжала. – Не спорь. Ему все равно, что ты говоришь, он даже не думает того, что говорит тебе, а лишь пытается выкрутиться. Таков запасной план, Лукас? Сыграть фанатичного охотника, который в горячке рвения перегнул палку; чуток поупираться, пока Ян будет тебя переубеждать, а после признать свою неправоту и уйти отсюда рука об руку с братом, как когда-то… Нет. Не сложится. Убить Готтер ты пришел не потому, что она ведьма, а потому, что она та ведьма, которая опасна лично для тебя. Сейчас она могла выяснить, от чьей руки погибли Катерина Юниус и inspector Конгрегации, а потом, быть может, назовет и имя того, кто был в доме Адельхайды фон Рихтхофен, когда начался пожар.

– Возрази, – с трудом сдерживая голос на пределе крика, выговорил Ван Ален и, не услышав в ответ ни слова, повторил – громко и зло: – Возрази ему, Лукас! Хоть что-нибудь! Хоть одну, хотя бы самую идиотскую отговорку дай!

– Идиотской ни ты, ни он не поверите, – отозвался охотник ровно. – А умного что-то ничего в голову не идет.

– Ты… – произнес Ван Ален и, запнувшись, с усилием договорил: – Ты убил ту женщину и ее людей…

Лукас пожал плечами. Было видно, что показное спокойствие дается ему нелегко, однако голос не дрогнул, когда он ответил:

– Ничего подобного. Я лишь должен был подкинуть ветку утром, а ночью караулил снаружи – чтобы перехватить того, кто сумел бы выбраться. Если б сумел. Но моя помощь так и не понадобилась, все провернули Вурм и здешний инквизитор.

– Вурм?..

На Ван Алена было больно смотреть – он был похож на человека, узнавшего вдруг, что его семья оказалась бесами, принявшими людское обличье, его дети – мифическими чудовищами, а друзья – врагами не только его самого, но и всего сущего мира…

– А теперь по порядку, – не дав охотнику разразиться обличительной речью, размеренно произнес Курт. – Какой именно инквизитор. Начнем с этого.