– Рано, Джастин. Нужно сойтись с ними поближе. Нам удастся произвести только один залп, и он должен быть эффективным.

– Сэр, судя по ускорению, они тянут на буксире собственные подвески, – указал Таско.

– Я в курсе, капитан, – холодно сказал Сантино. – Я контролирую ситуацию и отдам приказ стрелять, когда сочту нужным. Вы меня поняли?

– Так точно, сэр! – уныло ответил Таско.

* * *

– Не иначе как они вообразили, что смогут шарахнуть по нам одним-двумя бортовыми залпами, а потом убраться, воспользовавшись превосходством компенсаторов, – тихо произнес гражданин коммандер Левитт.

Шалю кивнула. Ей трудно было поверить, что кто-то, а уж тем более манти, способен на подобную глупость, но иного объяснения их нелепому поведению просто не находилось.

Они устремились навстречу ее гасившему скорость оперативному соединению, а потом совершили разворот, но не умчались в пространство, а позволили ей приблизиться к ним на расстояние в шесть с половиной миллионов километров, хотя скорость сближения упала до четырехсот километров в секунду. Поскольку их компенсаторы позволяли им без труда оторваться от нее и уйти от преследования, оставалось предположить, что они допустили сближение намеренно.

«Неужели они настолько уверены в превосходстве своих систем? – подумала Шалю. – Наша разведка ни о чем подобном не доносила. Конечно, нам известно далеко не все, но... просто трудно представить себе военно-техническое преимущество, которое могло бы оправдать столь рискованное сближение! У них всего сорок пять, самое большее сорок шесть подвесок на буксире, а у меня их триста двадцать восемь!»

– Они покойники, – пробормотал кто-то у нее за спиной, и она, не оборачиваясь, кивнула.

* * *

– Сблизимся еще чуть-чуть, – спокойно произнес Сантино. – Мне нужна дистанция оптимального управления огнем. А когда мы на нее выйдем, всю мощь надо будет сосредоточить на двух передних супердредноутах.

– Есть, сэр! – отчеканил Таско.

Сантино злорадно усмехнулся. Даже выделив полную эскадру тяжелых крейсеров для обеспечения эвакуации, он сохранил возможность буксировать пятьдесят четыре подвески, а стало быть, с учетом возможностей бортовых пусковых установок, мог выпустить в пространство почти девятьсот ракет. При мысли о том, что эта смертоносная стая сделает с кораблями хевов, он скривил губы.

«Я распылю оба этих долбанных корыта на атомы, – сказал себе адмирал. – Да вся здешняя захолустная система едва ли стоит двух кораблей стены. Конечно, в глазах хевов здешний орбитальный хлам, возможно, и имеет какую-то ценность, но никак не для нас. Все поймут меня правильно. Никто не сможет сказать, что я не заставил этих ублюдков дорого заплатить за вторжение во вверенную мне систему. Я...»

– Вражеский залп! – вскричал кто-то. – Массированный залп! Господи!

* * *

– Пуск! – скомандовала вице-адмирал Шалю, и триста двадцать восемь подвесок извергли огонь.

Ракеты, состоявшие на вооружении Народного флота, уступали ракетам КФМ, в том числе и по радиусу действия, но зато каждая подвеска хевов несла шестнадцать ракет в противовес десяти мантикорским. Сейчас они отправили в полет всех своих птичек, а бортовые пусковые добавили к ним еще пятнадцать сотен снарядов. Навстречу мантикорской оперативной группе неслась туча из более чем шести тысяч семисот ракет.

* * *

Руки Элвиса Сантино вцепились в подлокотники командирского кресла с такой силой, что побелели костяшки пальцев, а расширившиеся от ужаса глаза едва не вылезли из орбит. Он твердо знал, что ничего подобного не может быть, и теперь просто не мог поверить в то, что происходило у него на глазах.

Пока адмирал пребывал в оцепенении, капитан «Хадриана» Таско отчаянно пытался спасти корабль от гибели, а лейтенант-коммандер Уллер, занявший место изгнанной Ярувальской, не дожидаясь распоряжений Сантино, приказал открыть огонь. Однако он был слишком слаб в сравнении с цунами хевов, и адмирал закрыл глаза, словно таким образом мог избавиться от устрашающей, обращавшей его в ничто вины.

Его предупреждали – предупреждали и разведчики, и Ярувальская, но он предпочел не внять этим предупреждениям. Читал рапорты, кивал в ответ на предостережения, но ничему этому не верил. Ему не раз доводилось видеть, как смертоносный шквал мантикорских ракет прорывает оборону и разносит в клочья вражеские корабли, но он не мог припомнить случая, чтобы неприятель ответил таким же шквалом. И не верил, что когда-нибудь увидит что-то подобное. Теперь Сантино понял, что заблуждался.

Впрочем, в своем неверии он оказался почти прав: этот губительный шквал ему довелось увидеть лишь один раз в жизни.

* * *

Генрих Гейнс и Андреа Ярувальская непроизвольно прильнули друг к другу, а их взгляды оставались прикованными к голограмме. «Колдовство» находилось в безопасности: корабль был недосягаем для вражеского огня и имел преимущество в скорости, позволявшее ему достигнуть гиперграницы задолго до того, как какой-нибудь капитан хевов мог хотя бы подумать о погоне. Впрочем, никого из хевов не интересовала такая мелочь, как удирающий тяжелый крейсер. Их внимание было приковано к куда более ценной добыче.

При виде происходящего Гейнс издал тихий стон, а Ярувальская отстраненно подумала, что флотская разведка недооценила уровень модернизации, произведенной хевами при техническом содействии Лиги. Разведчики оценивали прирост огневой мощи в пятнадцать процентов, а на деле речь шла о двадцати. Такое число одновременно вылетевших пташек способно перегрузить все системы...

Мысли ее замерли, когда ракеты хевов вышли на рубеж поражения. Защитный залп несколько проредил атакующий рой, но он был слишком слаб, чтобы хоть как-то повлиять на судьбу атакуемых. Более четырех тысяч ракет уцелело. Их ядерные боеголовки взорвались, накачивая энергией лазеры, и смертоносные лучи вспороли пространство, кромсая защитные поля и корпуса кораблей Сантино.

«Все закончилось очень быстро», – оцепенело подумала Андреа. Тем, кто погиб сразу, можно сказать, повезло. Совсем недавно голографический экран показывал три королевских супердредноута, которые вели за собой четыре линейных крейсера и восемь тяжелых. Спустя девятнадцать секунд после взрыва первой лазерной боеголовки хевов в пространстве остались два подбитых тяжелых крейсера, изуродованный корпус линейного и туча обломков, среди которых то здесь, то там вспыхивали, слепя глаза, взрывавшиеся реакторы.

Ярувальская слышала чьи-то тяжелые вздохи, чьи-то всхлипывания, чью-то яростную брань, за которой скрывались боль и беспомощность, но так и не отвела взгляд от монитора. Корабли хевов добивали еще не окончательно уничтоженные корпуса бортовыми огневыми средствами, но, как оказалось, залп Сантино тоже не пропал даром. Один вражеский супердредноут разлетелся на куски, как и флагманский корабль несчастного мантикорского адмирала, а второй получил такие повреждения, что от него уже торопливо отлетали спасательные капсулы и шлюпки. Однако основные силы вражеской армады уцелели, и она неудержимо продвигалась вперед. Лишь когда враги, погубившие стольких людей, с которыми она бок об бок служила последние два года, занялись уничтожением орбитальных устройств, Ярувальская позволила себе отвернуться. Хевы, пустив в ход старомодные боеголовки, разносили в пух и прах брошенные сооружения, но нестерпимо ярких вспышек ядерных взрывов Андреа уже не увидела. Чувствуя себя старой, раздавленной и никчемной, она повернулась к главному экрану спиной и вышла из отсека.