Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Операция широко освещалась в СМИ, причем для наблюдения за ней (с американского боевого корабля Appalachian) пригласили более 130 корреспондентов газет, журналов и радиостанций из США, Австралии, Великобритании, Канады, Франции и Китая. Среди них были также два советских журналиста.
Испытание «Эйбл» состоялось 1 июля 1946 года в первые минуты после 9:00 по местному времени. Взрывная сила бомбы составила 23 000 тонн в тротиловом эквиваленте, но само испытание чуть не стало катастрофой. Бомбу сбросили примерно в 400 метрах от цели. Был потоплен американский военный корабль Gilliam, кроме того, еще четыре судна затонули либо получили тяжелые повреждения. Видя, что корабль-цель остался на воде, генерал Джозеф Стилвелл по прозвищу Уксусный Джо выругался: «Эти чертовы авиаторы снова промазали!»
С точки зрения демонстрации ужасающей разрушительной силы атомного оружия испытание также провалилось. Корабль со зрителями находился слишком далеко. Один из советских обозревателей, Семен Александров, издалека наблюдавший за этим представлением, с некоторым презрением заметил, что испытание вышло «не очень». Газета «Экономист» писала: «Первое испытание атомной бомбы на атолле Бикини, чрезмерно, а иногда и легкомысленно разрекламированное, оставило впечатление обычного фейерверка, да и то с перебоем».
Зато испытание повлекло долговременные последствия. Американские матросы прибыли на атолл Бикини всего через семь часов после взрыва. Они плавали в лагуне и поднимались на борт кораблей-мишеней, оставшихся на плаву.
Второе испытание под кодовым названием «Бейкер» провели 24 июля примерно в 21:30 по местному времени. Это испытание оказалось более успешным. Бомба взорвалась под водой на глубине примерно 25 метров с силой около 23 000 тонн в тротиловом эквиваленте. На месте взрыва высоко в воздух поднялся гигантский столб воды и пара, и на корабли-цели сразу же вылился радиоактивный ливень. Однако интерес ко второму испытанию был уже гораздо ниже, чем к первому (сыграло роль разочарование от «Эйбл»), репортажей и комментариев о «Бейкер» было значительно меньше.
Испытания «Перекрестки» не позиционировались как часть американской атомной политики. Не планировалось, чтобы они стали плохо завуалированной демонстрацией превосходства Америки в атомной сфере и еще одним предупреждением Советскому Союзу. Но само время проведения испытаний — почти сразу после того, как Барух внес свои предложения в Комиссию ООН по атомной энергии, — выбрали неудачно. В администрацию Трумэна пришли тысячи писем с мольбами прекратить испытания. Одна женщина с Лонг-Айленда написала: «Соединенные Штаты не могут рассчитывать на доверие людей со всего мира, если наши усилия, направленные на пропаганду мира, будут подкрепляться демонстрацией превосходства и мощи». Оппенгеймер отказался наблюдать за испытаниями и усомнился в их оправданности, «в то время как мы только начинаем реализовывать планы по ликвидации [атомного оружия] из национальных вооружений». В статье на первой полосе газеты «Правда» эти испытания назвали «обычным шантажом», который «в принципе подрывал веру в серьезность намерений Америки, связанных с ядерным разоружением».
По совету Гровса третье испытание отменили. В этот момент отношения с Советским Союзом осложнились как никогда. Ученые Лос-Аламоса должны были сконцентрировать усилия на создании американского арсенала ядерного оружия.
К тому времени, как законопроект Макмагона приняли обе палаты Конгресса, в него внесли существенные изменения. Исчез призыв к либеральному распространению технической информации. Вместо него в разделе, озаглавленном «Контроль над информацией», появилась формулировка «закрытая информация»:
Термин «закрытая информация» в трактовке данного раздела означает любые данные, касающиеся производства или использования ядерного оружия, производства ядерного топлива, ядерной энергии, но не включает те данные, которые [американская] Комиссия [по атомной энергии] может время от времени допускать к печати, если это не окажет негативного влияния на оборону и безопасность.
Несомненно, что именно из-за случая с Гузенко и раскрытой шпионской деятельности Алана Нанна Мэя наказание за выдачу закрытой информации ужесточилось до смертной казни или пожизненного заключения. Если передачу закрытой информации не удавалось доказать, наказание составляло штраф не менее 20 000 долларов, либо заключение на срок до 20 лет, либо обе меры одновременно.
В Америке это явление было (и остается по сей день) беспрецедентным ограничением свободы слова:
Формулировка «все данные» включает любое предположение, мысль, план или слух — в прошлом, настоящем или в будущем независимо от источника, а также от точности информации, если она не рассекречена. Все такие данные объявляются априори секретными и принадлежат правительству. Даже рассказ о сне про атомное оружие — нарушение закона.
Трумэн подписал Закон об атомной энергии 1 августа 1946 года. Он вступил в силу 1 января 1947 года. Этот закон окончательно похоронил все надежды на англо-американское сотрудничество.
В Великобритании другой секретный комитет, опять же известный только по «Ген»-номеру — «Ген-163», — принял решение о производстве ядерного оружия независимо от Америки. Британское отношение к этому вопросу отлично выражено в высказывании министра иностранных дел Эрнеста Бевина:
Мы должны получить свою атомную бомбу. Я не себя имею в виду, но я не хочу, чтобы какой-нибудь другой министр иностранных дел Великобритании действовал по указке госсекретаря Соединенных Штатов, как это происходит при моих беседах с мистером Бирнсом. Мы должны получить атомную бомбу любой ценой. Черт возьми, над ней должен красоваться «Юнион Джек».
Британия теперь хотела свое собственно устрашающее средство.
Закон об атомной энергии был нужен для создания гражданской Комиссии США по атомной энергии, сугубо национальной организации, перед которой стояли задачи, связанные с управлением внутригосударственными атомными проблемами. В январе 1947 года контроль над лабораториями и заводами Манхэттенского проекта был передан Комиссии от Манхэттенского инженерного округа.
Руководителем новоиспеченной организации Трумэн назначил Лилиенталя. В Законе об атомной энергии признавалась необходимость создания консультативного комитета по техническим и научным вопросам. Он должен был называться «Комитет советников при комиссии по атомной энергии». Хотя Трумэн и испытывал к Оппенгеймеру растущее неприятие как к «ученому-плаксе», бывшего научного руководителя Лос-Аламоса в Комитет советников просто нельзя было не пригласить. Оппенгеймера назначили на эту должность, а вместе с ним участниками комитета сделали Раби, Сиборга, Ферми, Конэнта и других. Оппенгеймер опоздал на первое официальное заседание Комитета советников в январе 1947 года, задержавшись из-за плохой погоды, и обнаружил, что его заочно избрали руководителем комитета.