М: Вы религиозный человек? Вы думаете, что есть Бог, рай, ад и все такое?

Д: Нет, я не думаю, что есть рай и ад. Я надеюсь, что есть что-то еще, но не люблю говорить об этом. Однако я интересуюсь религией. Я интересуюсь историями человеческого поведения, как это изображено в Библии, путями входа человека в затруднительные ситуации и выхода из них. Мне интересна идея, что люди выбираются со дна, и они приходят к Богу. Фундаментальная идея: ты придешь к Нему, когда окажешься в тяжелой ситуации.

А: За несколько лет продолжения сериала в нем появлялись герои, связанные с религией: отец Фил, священник-иммигрант, к которому идет Кармела, и который велит ей «жить за счет хорошей части» того, что зарабатывает Тони; евреи-хасиды во втором эпизоде. Когда в Кристофера стреляют во втором сезоне, он видит ад.

М: Студенты-теологи считают сериал интересным.

Д: А я не знал! Почему?

М: Потому что видят в нем строгие религиозные и духовные рамки.

Д: Ну, еще до того, как я начал писать сценарий сериала, я думал: «Может, Тони станет буддистом». И я понял, что это глупо, а потому забыл об этом. Но мне кажется, что как-то эта идея бродила во мне. Высказывание оджибве: «Иногда я начинаю жалеть себя, а в это время великий ветер несет меня по небу» — взято из прочитанной мною книги «Снежный барс» (The Snow leopard)[445]. Она произвела на меня большое впечатление, что отразилось в том сезоне. Фразу оджибве и какие-то другие цитаты мы взяли оттуда.

А: Вы потратили почти половину серии на расчленение и уничтожение Ральфи. Что интересного для вас было в таком подробном показе в этом конкретном случае?

Д: Я просто думал, что интересно будет понаблюдать за этими двумя парнями в ту ночь. Вы знаете, нам пришлось проехать до Пенсильвании, чтобы найти карьер. Я вырос в Нью-Джерси и помню, как ходил купаться на карьеры, а тут вдруг они исчезли. И я просто подумал: я любил Кристофера за одну вещь. Я любил его за сцены с Поли, с Тони, за взаимоотношения Тони и Кристофера.

А: Вы говорили, что вам нравилось писать для Кристофера. В этом сезоне его много, как и Адрианы.

Д: Мне о ней тоже нравилось писать.

А: Это ведь была маленькая роль, просто второстепенный персонаж в пилоте, а затем она вернулась. И вы сделали ее подружкой Кристофера. Она выросла из незначительного персонажа до одного из самых трагических героев сериала.

Д: И одного из самых любимых.

А: Как вы поняли, что она может дать больше?

Д: Я предположил, что нам нужен кто-то для продолжения сюжетных линий экспозиции. О’кей, ладно, Адриана в комнате, давайте возьмем ее. Она сыграла мало, но действительно хорошо. И потому объем ее работы вырос.

Дреа — очень хорошая актриса. Очень профессиональная. Понимала, что нужно, и меняла игру.

А: Идея с тем, как ФБР берет Адриану в оборот — вы помните, как она возникла?

Д: Она появилась в ходе нашего исследования, показавшего, что ФБР добирается до жен и подружек и убеждают их, что, стуча на своих мужчин, они поступают хорошо, что они делают это ради своего мужчины.

А: Давайте поговорим о ФБР в сериале. Они не выглядят у вас вполне компетентными. Большинство их информаторов либо умирает, либо просто снабжает их бесполезной информацией. Так требует сюжет? Если бы агенты ФБР делали свою работу хорошо, то труднее было бы истории писать? Или у вас есть ощущение, что с такими людьми, как Тони, все именно так и происходит?

Д: Ну, вы знаете, мы приглашали консультантов из ФБР. Весь этот материал они нам дали, и они даже не смущались, рассказывая о неудачах.

Мне кажется, что битва с преступниками и коррупционерами никогда не закончится, я это и показал. Обе стороны играют в странные игры друг с другом. А потом, после удара террористов, наступило хорошее время для мафии, потому что по сравнению с террористами Тони кажется просто лучшим человеком на земле!

М: Большое количество информаторов в «Клане Сопрано» отражает реальную ситуацию в мире организованной преступности?

Д: Нам говорили, что они там все информаторы. Я имею в виду, очень большой процент. Они стучат, чтобы оградить себя, чтобы в тюрьму не попасть.

М: Как вы думаете, Тони изменился за время развития сериала?

Д: Он стал резче, умнее и опытнее. Он лучший босс гангстеров, чем был. Я думаю, воспитание детей принесло ему немало сложностей. Думаю, он, воспитывая их, многому научился. Думаю, что Тони приобретает другой взгляд на человеческую природу.

И мне очень не хочется этого говорить, но он стал в целом менее жизнерадостным. Джим привнес много веселого в его характер, много дразнящих и пошловатых шуток. Такую порочную улыбку. Тони со временем, как я думаю, стал более серьезным.

А: Это вы сделали его более серьезным или Джим?

Д: Возможно, мы оба.

А: Внешне Джим стал крупнее. Вы сравниваете Тони в титрах и заставках с Тони, бредущим по лесу, как медведь…

Д: Тони по сюжету юноша. Он был очень молод! Но к концу он стал намного более взрослым мужчиной.

А: Я вот что еще заметил — в последних сезонах ясно слышно, что Тони часто дышит, много вздыхает!

Д: Это не специально. Просто он так дышал.

А: Вопрос по актерам: в конце третьего сезона мы впервые встречаемся с агентом Деборой Цицероне, и ее играет Файруза Балк. Затем сериал продолжается, и ее уже играет Лола Глаудини. Вы не просто заменили актрису, но вернулись и пересняли сцены с ней в третьем сезоне, поэтому все, кто смотрит сериал сейчас, видят только Лолу. Почему вы так не поступали в других случаях, например, когда Поль Шульц заменил Майкла Санторо в роли отца Фила после пилотной серии?

Д: Потому что к тому времени мы могли себе это позволить. Я мог потребовать от HBO заплатить за это.

А: У вас никогда не было искушения получить от HBO немного больше денег, пойти по пути Джорджа Лукаса и сделать что-то вроде: «Давайте вернемся и переснимем все, что мне не нравится, например, цифровую Ливию»?

Д: Не хотел бы этого делать! Хотя мы так никогда и не делали.

А: Есть еще кое-что в четвертом сезоне, о чем нам нужно поговорить. Это эпизод «Христофор». Как вы сами к нему относитесь?

Д: Не самый сильный, но у меня есть собственные соображения на этот счет. Мне так надоело лицемерие всех этих антиитальянских и антиклеветнических [обвинений], и я устал от того, что нашим людям не позволяли маршировать на парадах в День Колумба[446], или участвовать в различных благотворительных акциях, что было, как мне кажется, самым ужасным. Поэтому когда вышел «Христофор», то я чувствовал удовлетворение от того, что сделал что-то в этом направлении. В этом эпизоде много веселого, хорошего материала.